Сочинения в двух томах
Шрифт:
Представьте себе смесь людей во всю жизнь, а паче в кончину лет своих, тоскою, малодушием, отвержением утех, задумчивою грустью, печалью, страхом, среди изобилия отчаянием без ослабления мучащихся, и вспомните, что все сие зло и родное несчастие родилось от пре- слушанпя сих Христовых слов: «Ищите прежде царствия божия…» «Возвратись в дом твой…» «Царствие божие внутри вас есть…» «Омой прежде внутренность стакана…»
Но благодарение всевышнему за то, что никогда не бывает поздний труд в том, что для человека есть самонужнейшее.
Царствие божие вдруг, как молния, озаряет душу, и для приобретения веры надобен один только пункт времени.
Дай, боже, вам читать слово божпе со вкусом и примечанием, дабы исполнилось на вас: «Блаженны слышащие слово божпе и хранящие». Другой разговор скоро последует.
А я пребуду,
милостивый государь, Вашего благородия покорнейший слуга, любитель священной Библии, Григорий Сковорода.
Григорий. Перестаньте, пожалуйста, дорогие гости мои! Пожалуйста,
«Слыхали ль вы, братья, — четвертый, вмешавшись, возглашает, — слыхали ль вы, что значпт египетское чудовище, именуемое сфинкс?» Что за срам, думаю, что такого вздору не было и в самом столпотворении. Сие значит не разговор вести, но, поделавшись ветрами, вздувать волны на Черном море. Если же рассуждать о мире, должно говорить осторожно и мирно. Я мальчиком слыхал от знакомого персианина следующую басенку.
Несколько чужестранцев путешествовали в Индии. Рано вставали, спрашивали хозяина о дороге. «Две дороги, — говорил им человеколюбивый старик, — вот вам две дороги, служащие вашему намерению: одна напрямик, а другая с обиняком. Советую держаться обиняка. Не спешите и далее пройдете, будьте осторожны, помните, что вы в Индии». «Батюшка, мы не трусы, — вскричал один остряк, — мы европейцы, мы ездим по всем морям, а земля нам не страшна, вооруженным». Идя несколько часов, нашли кожаный мех с хлебом и такое ж судно с вином, наелись и напились довольно. Отдыхая под камнем, сказал один: «Не даст ли нам бог другой находки? Кажется, нечтось вижу впереди по дороге, взгляните, по ту сторону бездны чернеет что-то…» Один говорит: «Кожаный мешп- ще»; другой угадывал, что обгорелый пнище; иному казался камень, иному город, иному село. Последний угадал точно: они все там посели, нашедши на индийского дракона, все погибли. Спасся один, находясь глупее, но осторожнее. Сей по неким примечаниям и по внутреннему предвещающему ужасу притворился остаться за нуждою на сей стороне глубочайшей яруги и, услышав страшный умерщвляемых вой, поспешно воротился в сторону, одобрив старинных веков пословицу: «Боязливого сына матери плакать нечего».
Не спорю: будь сия басня недостаточною, но она есть чучело, весьма схожее на житие человеческое.
Земнородный ничем скорее не попадает в несчастие, как скоропостижною наглостью, и скажу с приточником, что бессоветием уловляются беззаконные, есть бо крепки мужу свои уста, и пленяются устами своих уст. Посмотрите на людскую толпу и смесь, увидите, что не только пожилые, но и самые с них молодчики льстят себе, что онп вооружены рогом единорога, спасающим их от несчастна, уповая, что как очам пх очкп, так свет и совет пе нужен сердцу пх.
Сия надежда сделала пх оплошными, наглыми в путях своих и упрямыми.
А если мой молокососный мудрец сделается двух или трех языков попугаем, побывав в знатных компаниях и в славных городах, еслп вооружится арифметикою и геометрическими кубами, пролетев несколько десятков любовных историй и гражданских и проглянув некоторое чпсло коперниканских пплюль [344] ? Во время оно Платоны, Солоны, Сократы, Пифагоры, Цицероны [345] и вся древность суть одни только мотыльки, над поверхностью землп летающие, в сравнении нашего высокопарного орла, к неподвижным солнцам возлетающего п все на океане острова пересчитавшего. Тут-то выныряют хвалптелп, проповедующие и удивляющиеся новорожденной в его мозге премудрости, утаенной от всех древних п непросвещенных веков, без которой, однако, не худо жпзнь проживалась. Тогда-то уже всех древних веков речения великий сей Дий [346] пересуживает и, будто ювелир камушки, по своему благоволению то одобряет, то обесценивает, сделавшись вселенским судьею. А что уже касается Мойсея и пророков — п говорить нечего; он п взгляда своего не удостаивает сих вздорных ц скучных говорунов; сожалеет будто бы о ночных птичках и нетопырях, в несчастный мрак суеверия влюбившихся. Все то у него суеверие, что понять п принять горячка его не может. И подлинно: возможно лп, чтоб сип терновники могли нечто разуметь о премудрости, о счастии, о душевном мпре, когда им и не снплось, что Земля есть планета, что около Сатурна есть Луна [347] , а ъюжет быть, п не одна? Любезные други! Сип-то молодецкпе умы, плененные свопмп мнениями, как бы лестною блудницею, и будто умной беснующиеся горячкою, лишенные сберегателей свопх, беспутно и бессовестно стремятся в погпбель. Портрет их живо описал Соломон в конце главы 7–й в «Притчах» от 20–го стиха. С таковыми мыслями продолжают путь к старости бесчисленное сердец множество, язвою своею заражая, нахальные нарушители печатп кесаря Августа: «Спеши, да исподволь» [348] . Ругатели мудрых, противники бога и предкам свопм поколь, вознесшись до небес, попадутся в зубы мучительнейшему безумию, у древних адом образованному, без освобождения, чтоб исполнилось на них: «Видел сатану, как молнию…» Да и кто же не дерзает быть вождем к счастию? Поколь Александр Македонский вел в доме живописца разговор о сродном и знакомом ему деле, с удивлением все его слушали, потом стал судейски говорить о живописи, но как только живописец шепнул ему в ухо, что п самые краскотеры началп над нпм смеяться, тотчас перестал. Почувствовал человек разумный, что царю не было времени в живописные тайны вникнуть, но прочим Александрового ума недостает. Если
344
Т. е. некоторое представление о строении Вселенной. Сковорода полагает, что знание о мире должно помогать человеку познавать свою собственную духовную сущность. — 353.
345
Платон (427—347 гг. до и. э.) — древнегреческий философ- идеалист, идеи которого для Сковороды имели важное зпачение. Солон (ок. 038 — ок. 559 гг. до н. э.) — политический деятель древних Афин, провел важнейшие реформы, запрещавшие долговое рабство. Законы Солона наносили удар родовой аристократии, создавая предпосылки для развития рабовладельческого общества. Солон был одним из первых аттических поэтов. Ему приписывают афоризм, написанный на храме Аполлона в Дельфах: «Ничего сверх меры». Идея, лежащая в основе этого афоризма, является одной йз предпосылок этического учения Сковороды. Сократ (ок. 4(39—399 гг. до н. э.) — древнегреческий философ–идеалист. Проповедовал на улицах и площадях, ставя своей целью борьбу с софистами и воспитание молодежи. Многие мысли Сократа, несомненно, близки Сковороде, что давало исследователям повод называть его «украинским Сократом». Объединяет обоих мыслителей обоснование необходимости постоянного самопознания и самоусовершенствования. Об интересе Сковороды к учению Пифагора см. прим. И к «Беседе 2–й…». Цицерон Марк Тулий (100—43 гг. до н. э.) — выдающийся оратор, писатель п политический деятель Древнего Рима. — 353.
346
Дий — Зевс. — 353.
347
Имеются в виду спутники и кольца, вращающиеся вокруг Сатурна. — 353.
348
На печатке римского императора Августа, по сообщению историка Светония, подтверждаемому и другими источниками, была надпись «Festina lente», т. е. «Спеши исподволь». Сковорода считает выполнение этого призыва одним из условий достижения душевного спокойствия и равновесия. — 353.
Ни о какой же науке чаще п отважнее не судят, как о той, какая делает блаженным человека, потому, я думаю, что всякому сие нужно так, будто всякому и жить должно.
Правда, что говорить и испытывать похвально, но усыновлять себе ведение сие дурно п погибельно. Однако ж думают, что всякому легко сие знать можно.
Не диковина дорогу сыскать, но нпкто не хочет искать, всяк своим путем бредет п другого ведет, в сем-то и трудность. Проповедует о счастии историк, благовестит химик, возвещает путь счастия физик, логик, грамматик, землемер, воин, откупщик, часовщик, знатный п подлый, богат и убог, живой и мертвый… [349] Все на седалище учителей сели; каждый себе науку сию присвоил.
349
Этим замечанием Сковорода хочет сказать, что историку важно не только знать внешние факты, но понимать смысл событий и моральное значенпе историп для человека. — 354.
Но их ли дело учить, судить, знать о блаженстве? Сие слова есть апостолов, пророков, священников, богомудрых проповеднпков и просвещенных христианских учителей, которых никогда общество не лишается. Разве не довольно для них неба п земли со всем вмещающимся. Спя должность есть тех, кому сказано: «Мир мой оставляю вам». Одпн со всех тварей человек остался для духовных, да и в сем самом портной взял одежду, сапожник сапоги, врач тело; одпн только владетель тела остался для апостолов.
Он есть сердце человеческое.
Знаешь лп, сколько огнедышащих гор по всему шару земному? Сия правда пускай тебя обогатит, пускай поставит в список почетных людей, не спорю, но не ублажит сердца твоего, спя правда не та, о которой Соломон: «Правда мужей, право пзбавпт их…»
Твоя правда на шаре земном, но апостольская правда внутрп нас, как наппсано: «Царствпе божие внутри вас есть».
Иное дело — знать вершины реки Нила и план лабиринта, а другое — разуметь псту счастия. Не вдруг ты попал в царство мира, когда узнал, кто насадил город Афинейский? II не то сердце есть несмышленая п непросвещенная тварь, что не разумеет, где Великое и Средиземное море, но душа, не чувствующая господа своего, есть чучело, чувства лишенное.
Море от нас далече, а господь наш внутри нас есть, в сердце нашем. Если кто странствует по планетам, бродит век свой по историям, кто может знать, что делается в сердце? Иное то есть веселие, о котором написано: «Веселие сердца — жизнь человеку…» Пускай бы каждый художник свое дело знал. Больные не могут в пище чувствовать вкуса: сне дело есть здоровых; так о мире судить одним тем свойственно, чья душа миром ублаженна.
Счастие наше есть мир душевный, но сей мир ни к какому-либо веществу не причитается; он не золото, не серебро, не дерево, не огонь, не вода, не звезды, не планеты. Какая ж прплпчность учить о мире тем, кому вещественный сей мир — предметом? Иное сад разводить, иное плетень делать, иное краскн тереть, иное разуметь рисунок, иное дело вылеппть тело, иное дело вдохнуть в душу веселье сердца. Вот чье дело сие есть: «Сколь красны ноги благовествующих…» Сим-то обещано: «Сядете на престолах…» Всем блаженство, всем мир нужен, для того сказано: «Сидящим обоим на десяти коленам Израиле- вым». Вот кто на учительских стульях учит о мире! II сия-то есть католическая, то есть всеобщая, наука, чего ни о какой другой сказать нельзя.