Сочинения в трех книгах. Книга третья. Рассказы. Стихи
Шрифт:
Кроме того, было найдено двести рублей, старых, ныне не действующих, запрятанных Ирочкой давно, очень давно от мужа и потом забытых, а также её золотое кольцо, года два назад подаренное Ирочкиным мужем любовнице, но как теперь оказалось, утерянное самой Ирочкой. Муж за кольцо был презираем и бит. Тогда же у Ирочки впервые возникла мысль перерезать ему горло.
Труп обнаружить не удалось.
Коляну в коридоре долбанули под дых и шепотом спросили:
– Куда, гад, дел труп?
Коля заорал не столько от боли, сколько для того, чтобы народ слышал, как пытают невинных граждан. От него отвязались, но надели наручники и поставили с широко расставленными ногами, лбом уперев в стену комнаты.
В это время в квартиру вошел эксперт-криминалист, замешкавшийся с приездом на место преступления по причине небольшого перекуса.
– Ну, – спросил он людей в погонах, – улики
– Ничего не трогали, только сделали обыск.
– Ну-ну, – обреченно вздохнул он.
– Мы место преступления не трогали, – оправдывался старший.
– А где оно, это место?
– Кровать. Вся в крови. К ней не приближались.
– Ну-ну, – примирительно ответил словоохотливый криминалист и подошел к грязной и скомканной постели.
Сначала его лицо выражало внимание, потом процесс осмысления, затем недоумения и наконец презрения к коллегам.
– Идиоты, это томатный сок. Пожрать толком не дали.
Эксперт сам приступил к допросу, в процессе которого выяснил, где теперь может находиться Ирочкин муж.
Колян вспомнил номер телефона Витюли, тому позвонили, и после пятиминутного гудения трубка охрипшим от принятого голосом хозяина ответила.
Эксперт представился, попросил разбудить Ирочкиного мужа и, когда тот взял трубку, велел срочно вернуться домой, пригрозив в случае задержки арестом. Законопослушный муж через мгновение был дома.
Убедившись, что все живы, убитых, зарезанных, покалеченных нет, полиция составила протокол и уехала. Соседи тоже разошлись. Ирочка осталась на кухне одна. Муж не до конца понявший, что произошло, походил по комнате, поворчал и тоже пришел на кухню.
Ирочка посмотрела на него и зарыдала. Она плакала сначала просто потому, что началась истерика, потом из-за того, что хотела зарезать своего дурака, да не сумела. Потом плакала потому, что любила его, любила, несмотря на вечное безденежье. Плакала из-за неудавшейся жизни, из-за того, что осенние сапоги прохудились, а купить новые нету денег. Плакала из-за того, что надо помогать дочке, только начинавшей самостоятельную жизнь, но нечем. Муж обнял её, начал успокаивать, гладить по голове и говорить, что всё пройдет, образуется, что будет хорошо.
А Ирочка сидела и заливалась слезами, уткнувшись в его мягкий живот, в майку, вылезшую из-под рубашки с оторванной пуговицей, и плакала от счастья, что не зарезала его, такого родного и любимого.
Обыкновенная история
(К И. А. Гончарову отношения не имеет)
Речинск – город. Обычный, зачуханный. Называется Речинск потому, что стоит на берегу реки. Всё в нем обыкновенно, как везде. Писал Салтыков-Щедрин сто с лишним лет назад про другой город, а будто про теперешний Речинск. Одно отличие – этот на юге. Потому с начала июня и до середины августа пекло за сорок, а то и за пятьдесят. Вечерами, когда жара отступает и ветерок приятно остужает измотанное солнцепёком тело, горожане, переделав обычные дела, выбираются из домов. Которые помоложе – прохуливаются по набережной, прохлаждая организм пивом, отчего к утру закоулки и задворки смердят аммиаком, а домашние псы, когда их поутру выводят из квартир, столбенеют, воют, а то и падают замертво. Народ постарше сидит на лавочках, обсуждает, какая завтра будет погода: «Сколько градусов – сорок или сорок один?» Спорят до хрипоты. Иногда из-за этого даже мордобои случаются. А одного настырного пенсионера прибили. Почти до смерти. Но это было давно, когда из главного фонтана по вечерам вылетала и струилась вода, а по ночам квакали лягушки. Теперь лягушек нет, да и народ притих. То ли посолиднел, то ли поумнел. Сан Саныч ни к молодым, ни к ветеранам не относится, потому любит, переделав домашние дела, выпить рюмашку-другую, выйти из дома и неспешно брести по улице.
А еще больше любит остановиться в маленьком скверике поблизости от фонтана, глянуть вверх, на небо, увидать звезды, удивиться этому чуду, ехидновато подумать: «Как это они сами, без электричества и разрешения светят, а налогов и ничего другого начальству не платят?». А потом засмотрится, забудет про сарказм и под мигание звезд слушает городских сверчков и выдумывает, будто сами звезды и свиристят. Такой у него склад натуры.
В один из вечеров, прогуливаясь и фантазируя про сверчков и звезды, Сан Саныч увидел через незакрытое шторами окно ружьё. Висело оно на ковре. Когда-то в родительском доме на похожем ковре висело отцовское ружье. Его стрелковое оружие давно перекочевало в сундук, который обили согласно строгому и мудрому приказу
«Это надо так удачно вспомнить! – обрадовался владелец и тут же приуныл: – Это теперь целую неделю поддавать нельзя будет. Это же надо, жена к дочке укатила, а тут вон чего! Небось, целую неделю канитель протянется. Да и какая беготня сейчас станет». И хотя слова «беготня» и «станет» вроде бы противоположны по смыслу, но если их сложить, то именно беготня по разным конторам и стояние в очередях и начнутся.
И начались. Со следующего дня и начались. С утра Сан Саныч дозвонился до милиции и узнал что к чему. А надо было успеть получить медицинскую справку. В ней врачи из поликлиники должны написать, что у него есть руки, ноги и глаза, а то зоркая полиция без них не разглядит, чего у него не хватает. На записи из психиатрического диспансера в этой справке должен быть дополнительный штампик, что предъявитель не псих, и то же из наркологического, что не алкаш и не наркоман. Потом надо сходить к участковому. Тот глянет на его железный ящик и напишет акт про это. А еще надо получить охотничий билет. Билет у Саныча был, но старый, давно просроченный, а это всё равно что не было. Так что приунывал он правильно.
Первым делом пошел он в районную поликлинику. Сан Саныч иногда заходил в это заведение. То чтобы получить бюллетень по причине болезни, то чтобы получить бюллетень безо всякой причины. Просто попросить добрую врачиху, сказать, что была температура, что принял парацетомол, антибиотики, напился горячего чаю с малиновым вареньем, что градус вроде спал, но голова раскалывается, тело ломит и вообще еле доплелся сюда. А если улыбнуться доброму врачу и подарить коробку конфет, то дня три точно можно отдохнуть от надоевших рабочих дел. Последний раз такое случалось года четыре назад. С тех пор Саныч сам стал небольшим, но начальником, отдыхать стало некогда, и про все такое пришлось забыть.
Построили поликлинику давно. Ещё в те времена, когда красота определялась количеством колонн и лепных алебастровых узоров на фризе и фасаде.
Штукатурка с тех времен по большей части отвалилась от кирпичей, выложенных криво и косо тогдашними умельцами. Здание давно печально глядело облупленными окнами на такой же обветшалый кирпичный забор с полусгнившими деревянными пролетами между квадратных кирпичных столбов, на асфальт дороги за этим забором, на выбоины, пыль, мусор, запустение. Смотрело и, казалось, размышляло: «Как бы мне развалиться в выходной день, чтобы не прибить стариков, таких же древних, как забор, таких же морщинистых, как растрескавшийся асфальт». Ветераны приходили к медикам с бессмысленным желанием оздоровиться, избавиться от болей, накопленных за десятилетия труда, плоды которого достались не им, не их детям, а непонятно кому. А эти «непонятно кто» проносились мимо поликлиники на огромных сверкающих лаком и хромом иномарках, зло гудели клаксонами на переползавших через дорогу стариков, заставлявших, как выбоины, снизить скорость, замедлить езду к очередным деньгам, а значит, к счастью.
Медики выписывали старикам бессмысленные таблетки. Говорили: «Что же вы хотите: годы, возраст», вздыхали, пожимали плечами, мол, глупые старики, пора на погост, а они сюда ходят, отвлекают от работы.
Так они и сосуществовали, вроде бы рядом, а на деле в разных мирах.
История утаила, кто занимался ремонтом зданий, где врачевали Гален, Авиценна, Парацельс, и занимался ли кто вообще, но то, что рука современника никогда не оскверняла ремонтом это районное муниципальное учреждение здравоохранения, знали все. Однако отчаянные руководители МУЗ ежегодно в отчетах изображали перевыполнение ремонтных планов. Статистическая наука города и области не отставала от главврачей и, глядя на красиво нарисованные и сброшюрованные листы бумаги с кривыми на графиках, оптимистично устремленными вверх, слезы умиления и радости за медицину и вообще за блага, творимые для электората, текли по щекам далеких от здешних мест министерских чиновников и депутатов.