Сочинения
Шрифт:
Потребности становятся подчинены тем же конвенциональным условиям, в его двойном регистре: синхроническом регистре оппозиции между несводимыми элементами и диахроническом регистре замещения и сочетания, посредством которого язык, даже если он не выполняет всех функций, структурирует все, что касается отношений между человеческими существами
Отсюда колебания, которые можно наблюдать в высказываниях Фрейда об отношениях между суперэго и реальностью. Суперэго, конечно, не является источником реальности, как он где-то говорит, но оно намечает пути, по которым пойдет реальность, прежде чем вновь
11. Теперь нет необходимости искать источник идентификации с аналитиком. Эта идентификация может принимать самые разные формы, но это всегда будет идентификация со знаками.
По мере развития анализа аналитик поочередно имеет дело со всеми артикуляциями запроса субъекта. Но, как я укажу далее, он должен отвечать на них только с позиции переноса.
Кто, собственно, подчеркивает важность того, что можно назвать разрешительной гипотезой анализа? Но нам не нужен особый политический режим, чтобы то, что не запрещено, стало обязательным.
Те аналитики, которые, можно сказать, очарованы последствиями фрустрации, занимают не более чем суггестивную позицию, которая сводит субъекта к повторному предъявлению требований. Возможно, именно это и подразумевается под эмоциональным перевоспитанием.
Доброта, несомненно, необходима там, как и везде, но она не способна излечить зло, которое порождает. Аналитик, желающий благополучия субъекту, повторяет то, что его сформировало, а иногда даже деформировало. Самое аберрантное образование никогда не имело других мотивов, кроме благополучия субъекта.
Возникает теория анализа, которая, в отличие от тонкой артикуляции фрейдовского анализа, сводит источник симптомов к страху. Она порождает практику, в которой запечатлевается то, что я в другом месте назвал непристойной, свирепой фигурой суперэго, в которой нет другого выхода из невроза переноса, кроме как заставить пациента сесть у окна и показать ему все приятные стороны природы, добавив: "Иди туда. Теперь ты хороший ребенок [22]".
V Желание должно восприниматься буквально
1. В конце концов, сон - это всего лишь сон, иногда можно услышать в наши дни [22]. Значит ли это, что Фрейд должен был распознать в нем работу желания?
Желание, а не влечение. Мы должны прочитать "Толкование сновидений", чтобы понять, что подразумевается под тем, что Фрейд называет в этом сочинении "желанием".
Мы должны остановиться на вокабуле Wunsch и его английском переводе wish, и провести различие между ними и французским desir (желание); звук сырой стружки, в которой взрываются немецкие и английские слова, предполагает не что иное, как распутство. Их французский эквивалент - скорее voeu.
Эти сны могут быть благочестивыми, ностальгическими, мешающими, юмористическими. Дама может увидеть сон, который вызван не чем иным, как желанием предоставить Фрейду, который объяснил ей теорию о том, что сон является выражением желания, доказательство того, что в нем нет ничего подобного. Следует помнить, что это желание сформулировано в чрезвычайно умном дискурсе. Но для того, чтобы понять, что означает желание в его мышлении, не менее важно осознать последствия
Ведь он еще больше расширяет его эксцентричность - сон, связанный с наказанием, вполне может означать желание того, что наказание подавляет.
Но давайте не будем останавливаться на этикетках на ящиках, хотя многие путают их с плодами науки. Давайте читать тексты; давайте следовать за мышлением Фрейда в тех поворотах, которые оно нам навязывает, и не забывать, что, осуждая их, если смотреть на них с точки зрения идеала научного дискурса, он утверждает, что был принужден к ним объектом своего исследования.
Затем можно увидеть, что этот объект идентичен этим поворотам, поскольку в первый поворотный момент своей работы, когда речь шла о сновидении истерика, он наткнулся на тот факт, что в процессе вытеснения, в данном случае конкретно путем аллюзии на желание другой женщины, удовлетворяется желание, возникшее накануне, - желание, которое сохраняет свое доминирующее положение благодаря желанию, которое является совершенно другого порядка, поскольку Фрейд определяет его как желание неудовлетворенного желания [7].
Нужно попытаться подсчитать количество подстановок, которые здесь действуют, чтобы привести желание к геометрически возрастающей силе. Одного показателя было бы недостаточно, чтобы охарактеризовать степень. Ведь в этих подменах необходимо различать два измерения: желание желания, другими словами, желание, обозначенное желанием (в случае истерички желание иметь неудовлетворенное желание обозначается ее желанием икры: желание икры является ее сигнификатором), вписано в другой регистр одного желания, замещенного другим (во сне желание копченого лосося, принадлежавшее другу пациентки, было замещено желанием икры самой пациентки, что представляет собой замещение одного сигнификатора другим).
2. То, что мы видим, ни в коем случае не является микроскопическим, так же как не нужны специальные инструменты, чтобы понять, что лист имеет структурные особенности растения, от которого он был отделен. Даже если бы человек никогда не видел растения с листьями, он бы сразу понял, что лист, скорее всего, является частью растения, а не куском кожи.
Желание из сновидения истерика, да и любой другой фрагмент этого текста Фрейда подводит итог тому, что вся книга объясняет о так называемых бессознательных механизмах, конденсации, скольжении (glissement) и т. д., свидетельствуя об их общей структуре: то есть о связи желания с тем знаком языка, который специфицирует фрейдовское бессознательное и декретирует наше представление о субъекте.
Думаю, мои ученики оценят тот доступ, который я предоставляю здесь к фундаментальной оппозиции между означающим и означаемым, в которой, как я им показываю, начинаются возможности языка, хотя, представляя себе осуществление этих возможностей, я оставляю им достаточно веревок для того, чтобы они могли крутиться.
Позвольте мне напомнить вам об автоматизме законов, по которым артикулируется цепочка означающих:
замена одного термина другим для создания эффекта метафоры;
сочетание одного термина с другим для получения эффекта метонимии [17].