Социальное конструирование реальности
Шрифт:
Ранее мы подчеркивали структурные аспекты социального существования поддерживающего универсум персонала. Иначе и невозможна никакая подлинно социологическая дискуссия. Институты и символические универсумы легитимируются живыми индивидами с конкретным местоположением в обществе и с конкретными социальными интересами. История теорий легитимации всегда есть часть истории общества в целом. Ни одна история идей невозможна в изоляции от пота и крови общей истории. Но снова нужно подчеркнуть, что из этого не следует, будто теории суть только отражения «базисных» институциональных процессов; взаимосвязь между «идеями» и поддерживающими их социальными процессами всегда является диалектической. Правильно было бы сказать, что теории сочиняются для легитимации уже существующих социальных институтов. Но случается и так, что социальные институты изменяются для того, чтобы они соответствовали уже существующим теориям, дабы сделать их еще «легитимнее». Эксперты от легитимации могут действовать как теоретики, оправдывающие status quo; но они могут оказаться и идеологами революции. Определения реальности имеют потенциал самоосуществления. Теории могут реализовываться в истории — даже в высшей степени глубокомысленные теории, каковыми они были в то время, когда впервые обдумывались их изобретателями. Карл Маркс, размышляющий в библиотеке Британского музея, вошел в пословицу как пример такой исторической возможности. Следовательно, социальное изменение всегда следует понимать в диалектической
Глава III. Общество как субъективная реальность
1. Интернализация реальности
а. Первичная социализация
Так как общество существует в виде объективной и субъективной реальностей, для его адекватного теоретического понимания необходимо уяснить оба эти аспекта. Как мы уже говорили, эти аспекты получают свое собственное признание, если общество понимается как непрерывный диалектический процесс, включающий три момента: экстернализацию, объективацию и интернализацию. Поскольку нас интересует социетальный феномен, не следует считать эти моменты происходящими во временной последовательности. Скорее, общество и каждая его часть одновременно характеризуются этими тремя моментами, так что любой анализ в терминах лишь одного или двух этих моментов не будет исчерпывающим. То же самое можно сказать и в отношении отдельного члена общества, который одновременно экстернализирует себя в социальном мире и интернализирует последний как объективную реальность. Иначе говоря, быть в обществе — значит участвовать в его динамике.
Однако индивид не рождается членом общества. Он рождается с предрасположенностью к социальности и затем становится членом общества. Поэтому в жизни каждого индивида существует временная последовательность его вхождения в орбиту социетальной диалектики. Отправной пункт этого процесса — интернализация: непосредственное постижение или интерпретация объективного факта как определенного значения, то есть как проявления субъективных процессов, происходящих с другими, благодаря чему этот факт становится субъективно значимым для меня самого. Это не значит, что я хорошо понимаю другого. На самом деле я могу неправильно его понять; он смеется в приступе истерики, а мне его смех кажется проявлением веселья. Но тем не менее его субъективность объективно доступна мне и становится значимой для меня, независимо от того, совпадают ли наши субъективные процессы. Полное совпадение двух субъективных значений и обоюдное знание этого совпадения предполагает сигнификацию, которая уже обсуждалась выше. Однако в основе интернализации (используемой в наиболее общем смысле, которого мы здесь придерживаемся) лежит как сигнификация, так и более сложные формы интернализации. Точнее, интернализация в этом общем смысле — основа понимания, во-первых, окружающих меня людей, а во-вторых, мира как значимой и социальной реальности [135] .
135
Наша концепция «понимания другого» восходит к Веберу и Шюцу.
Такое понимание возникает не вследствие самостоятельной работы отдельных индивидов по созданию значений, а в результате «перенимания-от-другого» того мира, в котором другие уже живут. Конечно, «перенимание-от-другого» само по себе есть, в сущности, исходный процесс, присущий любому человеческому организму. И мир, который в свое время был «перенят-от-другого», может быть впоследствии творчески видоизменен или (что менее вероятно) даже заново создан. В любом случае при сложной форме интернализации я «понимаю» не только мимолетные субъективные процессы другого, но и мир, в котором он живет и который становится моим собственным миром. Это предполагает, что он и я живем в одно время, что нас объединяет общирная перспектива, в которой последовательность ситуаций соединена в интерсубъективный мир. Теперь мы не только понимаем определения друг друга, касающиеся тех ситуаций, в которых мы оба участвуем, но и взаимно определяем их. У нас возникает связь мотиваций, распространяющихся на будущее. Но что важнее всего — теперь между нами происходит постоянная непрерывная идентификация. Мы не только живем в одном и том же мире, мы участвуем в бытии друг друга.
Лишь когда индивид достигает подобной степени интернализации, он становится членом общества. Онтогенетический процесс, с помощью которого это происходит, называется социализацией. И ее можно определить как всестороннее и последовательное вхождение индивида в объективный мир общества или в отдельную его часть. Первичная социализация есть та первая социализация, которой индивид подвергается в детстве и благодаря которой он становится членом общества. Вторичная социализация — это каждый последующий процесс, позволяющий уже социализированному индивиду входить в новые сектора объективного мира его общества. Можно пока оставить в стороне особый вопрос, касающийся приобретения знания объективного мира обществ, отличающихся от того общества, членами которого мы впервые становимся, а также вопрос относительно процесса интернализации мира в качестве реальности — процесса, который (по крайней мере внешне) имеет определенное сходство как с первичной, так и с вторичной социализацией, но структурно не тождественный ни той, ни другой [136] .
136
Наши определения социализации и двух ее подтипов соответствуют современному их употреблению в социальных науках. Мы лишь приспособили словесное их выражение к целям нашего общетеоретического подхода.
Очевидно, что первичная социализация обычно является наиболее важной для индивида и что основная структура любой вторичной социализации будет сходна со структурой первичной социализации. Каждый индивид рождается в объективной социальной структуре, в рамках которой он встречает значимых других, ответственных за его социализацию [137] . Эти значимые другие накладывают на него свой отпечаток. Их определения его ситуации становятся для него объективной реальностью. Так что он оказывается не только в объективной социальной структуре, но и в объективном социальном мире. Значимые другие, которые выступают посредниками между ним и этим миром, модифицирует последний в процессе его передачи. Они выбирают те или иные аспекты этого мира в зависимости от того места, которое они занимают в социальной структуре, и от своих индивидуальных, биографических характерных особенностей. И социальный мир предстает перед индивидом в «отфильтрованном» виде, пройдя двойной отбор. Например, ребенок из низших слоев впитывает не просто перспективу низшего класса на
137
Наше описание здесь, конечно многим обязано мидовской теории социализации.
138
Понятие «опосредования» берется у Сартра, который не располагает, однако, адекватной теорией социализации.
Вряд ли стоит добавлять, что первичная социализация представляет собой нечто гораздо большее, чем просто когнитивное обучение. Обстоятельства, в которой она происходит, сопряжены с большой эмоциональной нагрузкой. И есть достаточные основания считать, что без такой эмоциональной привязанности к значимым другим процесс обучения был бы весьма затруднителен, если вообще возможен [139] . Ребенок идентифицирует себя со значимыми другими тем или иным эмоциональным способом. Но сколь бы ни были различны эти способы, интернализация происходит лишь в той степени, в какой имеет место идентификация. Ребенок принимает роли и установки значимых других, то есть интернализирует их и делает их своими собственными. Благодаря этой идентификации со значимыми другими ребенок оказывается в состоянии идентифицировать себя, приобретая субъективно понятную и благовидную идентичность. Другими словами, Я — это рефлективная сущность, отражающая установки, принятые по отношению к ней прежде всего со стороны значимых других [140] ; индивид становится тем, кем он является, будучи направляем значимыми другими. Процесс этот не является односторонним и механическим. Он предполагает диалектическую связь между идентификацией со стороны других и самоидентификацией, между объективно предписанной и субъективно установленной идентичностями. Эта диалектика, о наличии которой можно говорить всякий раз, когда индивид идентифицирует себя со значимыми другими, — оказывается, как уже отмечалось выше, партикуляризацией в индивидуальной жизни той общей диалектики, которая характерна для общества в целом и которую мы уже обсуждали.
139
Аффективное измерение раннего обучения подчеркивалось прежде всего во фрейдовской детской психологии хотя подтверждение этому можно найти и в различных открытиях бихевиористской теории обучения. Наша аргументация не предполагает принятия теоретических предпосылок какой бы то ни было психологической школы.
140
Наша концепция рефлективного характера «Я» выводится как из Кули, так и из Мида. Ее корни можно найти в анализе «социального Я» Уильяма Джемса («Принципы психологии»).
Хотя детали этой диалектики, безусловно, имеют огромное значение для социальной психологии, в наши задачи не входит обсуждение ее применения в социально-психологической теории [141] . Для нас наибольшую важность представляет тот факт, что индивид принимает не только роли и установки других, но в ходе этого процесса он принимает и их мир. В самом деле, идентичность объективно определяется как размещение в определенном мире, и она может быть субъективно усвоена лишь наряду с этим миром. Иначе говоря, любые идентификации возможны в пределах горизонтов, открывающихся особым социальным миром. Ребенок учится тому, что он тот, как его зовут. Каждое имя предполагает терминологию (номенклатуру), которая в свою очередь подразумевает определенное социальное размещение [142] . Иметь данную идентичность — значит занимать особое место в мире, предписываемое определенными правилами. В той мере, в какой эта идентичность субъективно усваивается ребенком («Я — Джон Смит»), настолько же усваивается и миром, с которым эта идентичность соотносится. Субъективное присвоение идентичности и субъективное присвоение социального мира — лишь различные аспекты того же самого процесса интернализации, который опосредуется теми же самыми значимыми другими.
141
Хотя у нас нет возможности развивать это положение многое говорит о возможности действительно диалектической социальной психологии. Последняя имела бы равно важное значение для философской антропологии и социологии. Пока речь идет о социологии, такая социальная психология (в основном мидовская по своей ориентации, но с добавлением важных элементов других течений социально научной мысли) сделала бы ненужными поиски теоретически неприемлемого альянса с фрейдистским или бихевиористским психологизмом.
142
О номенклатуре см. Claude Levi-Strauss, La pensee sauvage, pp. 253 ff.
Благодаря первичной социализации в сознании ребенка происходит абстрагирование от ролей и установок конкретных других до ролей и установок вообще. Например, при интернализации норм возможен прогресс в рассуждении от суждения типа: «Мама сердится на меня сейчас» до такого, как «Мама сердится на меня всякий раз, когда я разливаю суп». Поскольку такие значимые другие, как отец, бабушка, старшая сестра и тому подобные, также придерживаются негативной установки матери на разливание супа, эта норма приобретает всеобщность и распространяется теперь на остальных субъектов. Решающий этап наступает, когда ребенок осознает, что все — против разливания супа, и норма обобщается в суждении: «Человек не должен разливать суп». При этом под «человеком» понимается он сам как часть той общности, которая в принципе включает все общество в той степени, в какой оно оказывается значимым для ребенка. Это абстрагирование от ролей и установок конкретных значимых других называется обобщенным другим [143] .
143
Понятие обобщенного другого используется здесь целиком в мидовском смысле.
Его формирование в сознании означает, что индивид теперь идентифицируется не только с конкретными другими, но и со всеобщностью других, то есть с обществом. Лишь благодаря этой обобщенной идентификации его собственная самоидентификация приобретает стабильность и непрерывность. Теперь у него есть идентичность не только по отношению к тому или иному значимому другому, но и идентичность вообще, которая субъективно воспринимается как одна и та же, независимо от того, с какими другими — значимыми или нет — он сталкивается. Эта новая целостная идентичность объединяет в себе все самые различные интернализированные роли и установки, включающие среди многих других вещей и самоидентификацию в качестве того, кто не проливает суп.