Социальное конструирование реальности
Шрифт:
Подобные вариации могут существовать в одном и том же институциональном контексте, в зависимости от задач, которые должны решать различные категории персонала. Например, обязательства перед войсками, которые ест у кадровых офицеров, сильно отличаются от тех, которые есть у призывников. И этот факт принимают во внимание в процессе соответствующей подготовки. Точно так же требуются различные обязательства по отношению к институциональной реальности от руководящего персонала и от низшего эшелона «белых воротничков», от психоаналитика и от социального работника-психиатра и т. д. Представитель исполнительной власти должен быть «Политически благоразумным», что совершенно не обязательно для начальника машинописного бюро, «дидактический анализ» необходим для психоаналитика и лишь желателен для социального работника и т. д. Так что существуют крайне различные системы вторичной социализации в сложных институтах, иногда очень чутко приспосабливающиеся к различным требованиям разных категорий институционального персонала [150] .
150
Исследования в области социологии занятости дают по этому поводу интересный материал (в
Институциональное распределение знания между первичной и вторичной социализациями зависит от сложности социального распределения знания. До тех пор, пока оно является относительно простым, можно использовать одни и те же институциональные средства как в первичной, так и во вторичной социализации и в значительной степени продолжать их использование впоследствии. Если распределение знания является весьма сложным, могут разрабатываться специальные механизмы вторичной социализации со своим специально подготовленным для данных воспитательных задач персоналом. Если специализация знания достаточна, но не слишком велика, можно использовать различные сочетания средств и последовательностей процесса социализации. В последнем случае, к примеру, может быть установлено, что определенного возраста мальчик должен перебираться из жилища своей матери в жилище воинов, где он должен будет пройти подготовку, чтобы стать всадником. В этом случае нет нужды в наставниках, целый день занимающихся его воспитанием. Более опытный всадник может научить более молодых.
Конечно, самая лучшая иллюстрация вторичной социализации, происходящей при содействии вспомогательных специализированных средств, — это развитие современного образования. Падение роли и места семьи в процессе вторичной социализации слишком хорошо известно, чтобы заниматься здесь рассмотрением этого вопроса.
в. Поддержание и трансформация субъективной реальности
Так как социализация никогда не бывает полной, а интернализированное в ней содержание сталкивается с постоянной угрозой по отношению к его субъективной реальности, то всякое жизнеспособное общество должно разрабатывать процедуры поддержки для сохранения известной симметрии между объективной и субъективной реальностями. Мы уже обсуждали эту проблему в связи с легитимацией. Здесь мы обращаем внимание более на субъективную, чем на объективную реальность; на реальность, уловленную индивидуальным сознанием, чем на институционально определенную реальность.
В первичной социализации реальность интернализируется как нечто неизбежное. Интернализация может считаться успешной, когда большую часть времени присутствует чувство неизбежности — по меньшей мере в индивидуальной деятельности в мире повседневной жизни. Но даже там, где этот мир повседневной жизни сохраняет свою массивность и характер само собой разумеющейся реальности in actu, ему угрожают маргинальные ситуации человеческого опыта. Их невозможно целиком взять в скобки в повседневной активности. Всегда ощутимо присутствие метаморфоз: и тех, о которых мы помним, и тех, что предчувствуются как зловещие возможности. Имеются также и прямо угрожающие конкурирующие определения реальности, с которыми можно встретиться в социальном мире. Одно дело, если добродетельному отцу семейства ночью снятся неслыханные оргии. Совсем другое, если он видит, как эти сновидения эмпирически реализуются в близлежащей колонии либертинов. Сравнительно легко устроить карантин для сновидений в рамках своего сознания, отбрасывая их как «бессмыслицу» или сокрушаясь в тишине по поводу такой «аберрации ума». Тут они еще сохраняют характер фантазий vis-a-vis реальности повседневной жизни. Их претворение в действительность куда более настойчиво воздействует на сознание. Иной раз их приходится уничтожать еще до того, как с ними начнет считаться сознание. Во всяком случае, их трудно отвергать — в отличие от метаморфоз маргинальных ситуаций, которые можно по крайней мере попытаться отрицать.
Более «искусственный» характер вторичной социализации делает субъективную реальность с ее интернализациями еще более уязвимой для бросающих ей вызов определений реальности. Не потому, что они не считаются само собой разумеющимися, и не потому, что воспринимаются как менее реальные в повседневной жизни, но по той причине, что их реальность не так глубоко укоренена в сознании, а потому в большей степени поддается смещению. Например, и запрет на хождение обнаженным, связанный с интернализированным в первичной социализации чувством стыда, и каноны того, как следует одеваться в различных социальных ситуациях, являются само собой разумеющимися в повседневной жизни. Пока им не брошен социальный вызов, ни то, ни другое не представляют для индивида проблемы. Однако, чтобы этот вызов выкристаллизовался в качестве угрозы само собой разумеющейся реальности рутинных действий, в первом случае он должен быть много сильнее, чем во втором. Сравнительно небольшого смещения в субъективном определении реальности достаточно для того, чтобы индивид перестал считать само собой разумеющимся, что в контору он может ходить и без галстука. Куда большее смещение потребовалось бы для того, чтобы он решил, что туда можно ходить нагишом. В первом случае смещение может быть опосредовано простой сменой работы — скажем, переходом из колледжа в сельской местности в кампус крупного города. Во втором случае предполагается целая революция в окружающей индивида среде; субъективно она будет восприниматься как глубокое обращение, вероятно, после первоначально интенсивного сопротивления [151] .
151
См. Talcott Parsons, Essays in Sociological Theory Pure and Applied (Chicago, Free Press, 1949), pp. 233 ff.
Реальности вторичных интернализаций менее грозят маргинальные ситуации, поскольку они обычно к ним не имеют отношения. Может случиться, что подобная реальность воспринимается как тривиальная именно потому, что обнаруживается ее безотносительность к маргинальным ситуациям. Так, неизбежность смерти глубоко угрожает реальности прежних идентичностей — как человека, морального существа или христианина. Идентичности помощника управляющего в отделе дамского трикотажа та же ситуация не столько угрожает, сколько делает эту идентичность тривиальной. И наоборот, можно сказать, что поддержание первичных интернализаций перед лицом маргинальных ситуаций является хорошим средством
Удобным является разграничение двух общих типов поддержания реальности — рутинной и кризисной. Первая призвана поддерживать интернализованную реальность в повседневной жизни, вторая — в ситуациях кризиса. Обе они, по существу, предполагают один и тот же социальный процесс, но следует отметить некоторые различия.
Как мы видели, реальность повседневной жизни поддерживает себя путем воплощения в рутины, что и составляет суть институционализации. Однако, помимо этого, реальность повседневной жизни постоянно подтверждается во взаимодействии индивида с другими. Подобно тому как реальность изначально интернализирована с помощью социального процесса, точно так же она поддерживается в сознании социальными процессами. Эти последние не так уж сильно отличаются от процессов ранней интернализаций. В них отражается тот же базисный факт, что субъективная реальность должна находиться во взаимосвязи с социально определенной объективной реальностью.
В социальном процессе поддержания реальности можно провести различие между значимыми другими и менее важными другими [152] . Все или почти все другие, встреченные индивидом в повседневной жизни, служат ему для подтверждения его субъективной реальности. Это происходит даже в такой «незначимой» ситуации, как поездка в пригородном поезде. Индивид может никого в этом поезде не знать и ни с кем не разговаривать. И все же толпа пассажиров подтверждает базисную структуру повседневной жизни. Всем своим поведением его сотоварищи-пассажиры выведут индивида из разреженной реальности утренней неустойчивости и самым определенным образом заявят ему, что мир состоит из серьезных людей, спешащих на работу, людей ответственности и графика, Нью-Хейвенской железной дороги и «Нью-Йорк Таймс». Последняя, конечно, подтверждает широчайшие координаты индивидуальной реальности. От прогноза погоды до рекламных объявлений в газете будет уверять его в том, что он находится, конечно же, в самом реальном из миров. Заодно она утверждает меньший, нежели реальный, статус тех зловещих экстазов, которые имели место до завтрака, — чуждый облик знакомых предметов после пробуждения от беспокойного сна, шок от неузнавания самого себя в зеркале ванной, невысказанное подозрение чуть позже, что жена и дети в действительности являются таинственными чужаками. Большей части тех индивидов, которые подвержены подобным метафизическим ужасам, удается изгонять злых духов посредством строго соблюдаемых утренних ритуалов до такой степени, что реальность повседневной жизни обретает некую устойчивость к тому времени, как они выходят из дома. Но реальность становится вполне заслуживающей доверия только в анонимном сообществе пригородной электрички. Она обретает массивный характер, когда поезд подъезжает к центральному вокзалу. Ergo sum может пробормотать про себя индивид и уверенно двинуться к своему офису.
152
Термин «интимные другие» предлагается для значимых других, вовлеченных в поддержание реальности в зрелости, в работе Hans H. Gerth and С Wright Mills, Character and Social Structure (New York, Harcourt, Brace and Co., 1953). Мы избегаем использования этого термина в силу его сходства с Intimspaere, понятием, которое часто употреблялось в немецкой социологии последних лет с совершенно иным значением.
Поэтому было бы ошибкой предположение, будто только значимые другие служат поддержанию субъективной реальности. Но они занимают центральное положение в экономике такого поддержания реальности. Они особенно важны для постоянного подтверждения того решающего элемента реальности, который называется нами идентичностью. Чтобы он мог сохранять доверие к тому, что он думает о самом себе, каков он есть, индивиду требуется не только имплицитное подтверждение этой идентичности, приносимое даже случайными ежедневными контактами, по эксплицитным и эмоционально заряженным подтверждением от значимых других. В нашем примере этот житель пригорода будет искать такое подтверждение у своей семьи и других близких к семейному окружению лиц (соседи, церковь, клуб и т д.), хотя эту функцию могут выполнять и близкие сотрудники в его деловом окружении. Если же он к тому же спит со своей секретаршей, то его идентичность и подтверждается, и расширяется. Это предполагает, что индивиду нравится подтверждаемая идентичность. Тот же самый процесс происходит и при подтверждении идентичностей, которые могут не нравиться индивиду. Даже случайные знакомства могут подтверждать ею идентичность неудачника, а жена, дети и секретарша уже с не вызывающей сомнении окончательностью это подтвердят. В обоих случаях одинаковым будет движение от объективного определения реальности к субъективному поддержанию реальности.
Значимые другие являются главными агентами поддержания субъективной реальности в индивидуальной жизни. Менее значимые другие функционируют как своего рода хор. Жена, дети и секретарша торжественно подтверждают каждый день, что это важный человек или безнадежный неудачник; различную степень поддержки дают незамужние тетушки, повара и лифтеры. Конечно, вполне возможно, что между этими людьми имеются разногласия. Тогда перед индивидом стоит проблема увязывания всего этого, которую он типически может решать видоизменением либо реальности, либо поддерживающих реальность отношений. Перед ним может возникнуть альтернатива: либо принять идентичность неудачника, или прогнать секретаршу и развестись с женой. Он может также понизить ранг некоторых из этих людей, отобрав у них статус значимых других, и обратиться вместо них за подтверждением значимости своей реальности к иным лицам — скажем, к своему психоаналитику или старым приятелям по клубу. Организация этих поддерживающих реальность отношений сложна и запутанна, в особенности в высокомобильном обществе со значительной дифференциацией ролей [153] .
153
Здесь можно вновь сослаться на Гофмана, а также на Дэвида Рисмена.