София - венецианская наложница
Шрифт:
Я снова увидел высокую фигуру африканца. Он шел по комнате плавно, как будто под какой-то только ему известный ритм. Та же ухмылка освещала его лицо, и я понял: кипа полотенец, которую он водрузил на свою голову как какой-то необычный головной убор, не спасает его от голода и не делает его хозяина богаче. Мне вспомнилась Венеция и церковь Святого Гумариса, всегда заполненная людьми. Святой Гумарис покровительствовал калекам, обычно из гильдии носильщиков, или, как мы их называли, «занни», когда их отчаянная свобода приходила к страшному концу.
— Да, согласен, — ответил я. — Быть безымянным телом в безымянной массе,
Появился раб Хусаина, и я дал другу передышку, так как мы все втроем отправились в следующую комнату бань.
Здесь присутствовали преимущественно мужчины. Сквозь огромное количество окон в форме звезд пробивался солнечный свет. Из четырех фонтанов в виде пастей львов (которые, наверное, тоже были византийского происхождения) лилась холодная вода в мраморные ванны и стекала ручейками на пол. Раб-привратник дремал на кипе бело-красных полотенец в углу, подтверждая слова Хусаина. Эти слова перекликались с топотом нашей обуви и звуками прикосновения раковин мидий о мрамор и разносились эхом от стен и воды.
— Это совершенно нормально, мой друг, например, для бедных семей в холмах Катахии продавать своих сыновей, и особенно дочерей, купцам в Стамбул. Им нужны не только деньги, более важен для них тот факт, что там их дети будут есть сытнее, одеваться лучше. Они знают, что там у их детей появляется шанс к лучшей жизни, совсем иной, чем в их бедном селении в горах. — Хусаин замолчал и отдался процедуре очищения.
В этой комнате слуга Хусаина намазал его едким белым составом из лайма и мышьяковой воды. Я и без предупреждения понял, что нельзя касаться этого состава губами и тем более надо беречь от него глаза. Никакие убеждения не заставили бы меня пройти это испытание, после того как я увидел, что через пятнадцать минут белый состав был соскоблен с кожи Хусаина ракушкой мидии. Именно таким образом Хусаин добивался белизны своей кожи и избавлялся от волос, которые были не в моде, каждый раз, когда приезжал на Восток по делам.
— Ты знаешь, Сулейман Великолепный — наш нынешний правитель, пусть Аллах всегда помогает его делам! — очень странный султан. Он всегда женится на матерях своих детей. Обычно женщин для гарема султана покупают, и какой же это успех для них! Подняться из такой отчаянной бедности, что приходится ходить по снегу босиком, и стать султаншей — самый высокий пост, которого может добиться женщина в нашей империи — пост, чуть менее могущественный, чем занимает сам султан. О чем же здесь жалеть? Все наши султаны были рождены женщинами-рабынями.
Хусаин говорил это, сдвигая свое бело-красное полотенце то в одну, то в другую сторону так низко, что раб мог почти касаться его гениталий. Что касается меня, то сколько бы времени я ни прожил среди турок, я никогда не позволил бы такого по отношению к себе. Кто знает, может, и обычай обрезания произошел из-за случайного неловкого действия раковиной?..
Итак, я не позволил рабу
Между тем в другой ванне молодой человек приблизительно моего возраста производил такую же процедуру со своим дедушкой, наблюдать со стороны это было очень трогательно. В конце концов мыло с кусками кожи было смыто с нас при помощи ковшей с горячей водой, стекая ручейками по мраморным каналам.
— Рабство не настолько безнадежно и не настолько могущественно, как ты полагаешь, — продолжал Хусаин наш разговор между обливаниями. — Особенно для молодой девушки с такой внешностью и с такими талантами, как у твоей синьорины. И ты должен признать, что она была довольна, когда мы оставили ее, — добавил он. — Ты думаешь, мой друг, что, попробовав тех лакомств, которые она ела на завтрак сегодня, она будет довольствоваться той скромной пищей, что ты можешь ей дать? Прости меня, мой друг, но она избалованная и фривольная молодая женщина. У нее изысканный вкус, и мне жаль тебя, если ты отважишься на попытку удовлетворить его, ты, сирота и моряк.
Поэтому давай не грусти. Позволь мне прислать маленькую чернокожую девочку сегодняшней ночью к тебе опять, и на этот раз ты не прогоняй ее. Испытай удовольствие с ней. Твоя жизнь улучшится, если ты сделаешь так. И к тому же ты выполнишь желание Аллаха. Растворись в ней, и посмотрим, вспомнишь ли ты после этого Софию Баффо. Дочь Баффо смирилась с судьбой, приготовленной ей Аллахом. Мой друг, смирись и ты, — подвел он итог своим размышлениям.
Но пока мы переходили в третью комнату бани, я, отчаянно жестикулируя, дал понять ему, что никогда с этим не смирюсь.
XX
Посреди третьей комнаты находился бассейн, купол над которым поддерживался четырьмя колоннами, которые тоже были явно византийского происхождения. Но я не мог рассмотреть большинство архитектурных деталей из-за пара, который душил меня.
Пар поднимался из бассейна, который напоминал кастрюлю повара, и растекался по всему полу. Пар исходил из серных источников, расположенных в нишах по периметру вокруг бассейна. Пар исходил от кожи турок. Фигуры проплывали мимо меня в потоках тумана. В медленном движении они перемещались и пропадали, как привидения. От давления пара формы расплывались перед глазами.
Очень скоро ничто на земле так не напоминало нижние котлы Дантова «Ада», как турецкие бани. Сцена Фоскари и рядом не стояла с этим явлением лопаточек и люф в качестве хлопушек и бичей и с массажистами в качестве демонов.
— Забери меня отсюда, — умолял я Хусаина, задыхаясь в этой тяжелой атмосфере.
Но, казалось, он вовсе не слышит мои призывы или внезапно перестал понимать итальянский язык. Мои слова терялись в общем гуле смеха и разговоров — или в страхе, который мы испытывали, обнаружив себя объектами вечного проклятия.