Софринский тарантас
Шрифт:
Народу в кафе было мало. Многие, забегая с проспекта в стекляшку-предбанник, как бы на ходу спрашивали:
— Сухенькое, водочка есть?..
И, узнав, что, кроме шампанского и коньяка, ничего нет, тут же исчезали. В эти последние минуты ожидания мы бесплодно, просто так смотрели сквозь толстенное витринное стекло на шумящий проспект. Люди все так же куда-то спешили, толкаясь друг с другом, по-бывалому держа в руках сумки с покупками и дотошно, по нескольку раз кряду прозыркивая магазинные витрины, одновременно на ходу примечая, что в руках несет встречный. Измотанные их лица были грустны, запавшие глаза осиротело
— Вот бы их всех пригласить в кафе… — сказал Миша. — Да жаль, не поместятся…
Швейцар, видимо, услыхал его слова, поэтому тут же сказал:
— За них не беспокойся, они все помещаются. С восьми утра и до пяти вечера наше кафе и три соседних работают как столовая. Так что все наедаются…
— И почем кормежка? — спросил Миша.
— Обеды комплексные, по три рубля… — и швейцар, посмотрев на часы, открыл входную дверь. — Они все из тарелок выедают. А некоторые по два раза забегают. Очереди длинные, попробуй на жаре постой.
Миша молча кивнул. Мы зашли в открытую швейцаром дверь и быстренько поднялись на второй этаж, где находились залы. Нам требовалось два места. Но их дали не сразу. Все столики в кафе рассчитаны на четверых, а чтобы за стол село только двое, как нам хотелось, официантам невыгодно. Наконец нам выделили в глухом конце зала кривоватый столик, за которым старушка резала до этого салфетки, и пообещали, что мы сидеть будем за ним только вдвоем. Нам хотелось поговорить друг с другом, излить душу, я оставался в городе, а Миша уезжал на три месяца. Место оказалось удачным. Отсюда был виден весь зал и особенно вход. Какой-то бородатый мужчина уговаривал метрдотеля провести с собой молоденькую девочку, не достигшую шестнадцати лет. Наконец, с начальственной строгостью показав ей какое-то красное удостоверение-корочку, чем-то убедил ее и провел девочку. Они сели рядышком за столик и с жадностью закурили, дожидаясь, когда подойдет официант.
В зале было прохладно. На пустой сцене, где когда-то раньше располагался ансамбль, в центре стояли две огромные колонки, а по бокам установки светомузыки. Из колонок доносился тихий, еле слышимый рок, и светомузыка поочередно вспыхивала цветами радуги, хотя иногда она почему-то отдавала предпочтение синему цвету.
— Отличное кафе… — сказал Миша и, посмотрев меню, одобрительно мотнул головой. — Не зря называется «Северное сияние».
К нам подошел толстяк официант, на вид очень добрый. Поздоровавшись, спросил:
— Что пожелаете?..
— Два напитка, две рыбы… — сказал Миша и добавил: — Ну и еще чего-нибудь перекусить, короче, шеф, на твое усмотрение… Но, учти, сок принести в первую очередь.
— Есть… — удовлетворенно произнес тот и исчез. Минут через пять он принес нам два графина розового напитка, а затем на тележке прикатил и все остальное. Чтобы он больше нас не тревожил, мы тут же с ним расплатились. Напиток был вкусным. Он остужал наши тела.
Постепенно народ стал заполнять кафе, и лишние места отыскивались с трудом. Словно обрадовавшись заказам, загремел, зашумел погромче рок. Сидящие недалеко от нас две стройные девушки вышли из-за стола и пошли танцевать. Их коротенькие модные юбочки, сшитые из тонкой ткани в форме лепестков, и кофточки покроя нераспустившегося бутона просвечивали. Миша посмотрел на них и сказал:
— Общественное место, а они без
Стройность и грациозность девушек впечатляли. Модная одежда их привлекала. Ярко-желтая ткань юбок непонятно какого сорта как бы разбрызгивала вибрирующие блестки, и от этого просвечивающие бедра казались намного стройнее. При поворотах кофточки, тоже желтого цвета, обнажали спину, как на купальном костюме. Умело сшитые юбки и кофточки естественно и красиво обрисовывали контуры женских тел создавая приятную для мужского глаза ауру чувственности. Мало того, девушки понимали рок. Сразу же с азартом войдя в танец, они заплясали лихо и смело. Руки «стреляли воздух», то есть неожиданно и стремительно выбрасывались вперед, ноги делали ножницы, голова заторможенно пружинила, создавая движения замедленного маятника. Минут пять они входили в азарт, но затем, когда ритм усилился и в динамике в определенной заданности начали звучать барабан, саксофон и клавишные, девушки вдруг дико завизжали на все кафе: «Кантри-флай… кантри-флай!..» — и зафинтили так ногами, что у меня зарябило в глазах. Миша в прежнем волнении стер с губ слюну:
— Надо же, как девочки лихо давленьице сбрасывают… Фол-рок забильбашили! Заголились… пикировку животом начали… — и Миша, не сдержавшись, крикнул им: — Харда бэст лай клозет!..
— Лай, лай клозет!.. — завизжали девушки, признав его за своего.
И Мишка весело и лихо начал плясать вместе с ними, шумно сотрясая под собою декоративные, прикрытые линолеумом доски.
— Лай, лай клозет!.. — кричали в восторге девушки, закатывая глаза и страшно обрадованно бильбаша все вокруг себя.
Я знал, что обозначает слово «клозет», а вот «лай клозет» слышал впервые.
Наконец минут через двадцать они отбильбашились, то есть устали. Мишка, страшно вспотевший, подсел к ним и, переводя дух, спросил:
— Вы небось здешние?..
— Да… — улыбнулись они. — Только мы не в отпуске, а в университет приехали поступать, на факультет прикладной социологии, третий год прорываемся, и все никак…
— Да, трудноватый объект выбрали… — посочувствовал Мишка. — Я бы на вашем месте в историко-архивный или товаро-молочный рванул, там всегда добро.
Девушки, отпив из бокалов шампанского, а на столе было только оно, переглянулись, а затем, улыбнувшись, разоткровенничались:
— А мы в университет из Орла приезжаем не поступать, а отдыхать. В гостинице мест нет, а здесь всегда общагу дают и хорошо, и дешево. Документики для вида сдадим, первый экзамен на троечку свалим и живем себе под видом потерявших баллы с надеждой на вечернее поступить… Отпуск нам на работе на это дело всегда оплачивают… Так что отдыхать можно…
— А вдруг засекут?.. — в какой-то растерянности спросил Мишка, видно, он не ожидал такого.
— Не засекут… — спокойно произнесли девушки. — Мы в этом году, чтобы не «засветиться», последний раз в университет поступаем. На следующий год в другую фирму метнемся.
— А на работе разрешат каждый год уезжать?.. — не отступал Мишка. — Скажут, что же вы ездить ездите, а поступать не поступаете…
После шампанского девушки не в пример Мише закурили. Он им понравился чем-то, и они разговаривали с ним как со своим.
— А мы этой осенью уйдем на другую работу, туда, где нас не знают… — И, переглянувшись, засмеялись весело и звонко.