Софья Ковалевская
Шрифт:
«Вообще она, — свидетельствует Лермонтова, — отличалась крайне нервным темпераментом. Никогда не была она спокойна: всегда ставила себе для достижения самые сложные цели и тогда страстно желала достигнуть их. Но, несмотря на это, я никогда не видела ее в таком грустном, подавленном состоянии духа, как тогда, когда она достигала предположенной цели. Действительность, по-видимому, никогда не соответствовала тому, что она рисовала себе в своем воображении. Когда она работала, она доставляла окружающим мало удовольствия, так как была всецело погружена в свои занятия и только о них и могла думать; но когда ее видели такой грустною и печальною среди полного успеха, к ней чувствовали невольно глубокое сострадание. Эти постоянные изменения настроения
В РЕВОЛЮЦИОННОМ ПАРИЖЕ
В апреле 1871 года занятия с Вейерштрассом пришлось неожиданно прервать. От сестры Анюты не было известий, а она находилась в Париже, выдержавшем жестокую осаду немецких войск, ставшем плацдармом революционных боев, провозгласившем первое в истории пролетарское государство — Парижскую коммуну.
Связав свою жизнь с социалистом Жакларом, Анюта разделила с ним все неизбежные опасности его существования. Летом 1870 года Жаклар был привлечен к судебной ответственности как участник «заговора против Наполеона III» по процессу членов Интернационала и приговорен к ссылке. Ему удалось бежать в Швейцарию.
В Женеве он завершал свое медицинское образование и давал уроки французского языка. Анюта уехала к нему, работала в русской секции и Центральном комитете Интернационала, переводила брошюры Карла Маркса для приложений к газете «Народное дело». Незадолго до осады Парижа, когда стал очевиден революционный подъем французского народа, Анюта сообщила сестре, что уезжает с мужем в Париж. Она не закрывала глаза на предстоящие трудности: «Условия для хорошего и прочного водворения республики очень плохи. Безденежье, поражение и неприятель на границе, и, может быть, и под самым Парижем, — все это не очень благоприятствует «социальному» движению, без которого республика та же тирания». Но для нее было ясно одно: когда человек хочет, чтобы его убеждения и поступки были приняты за известное дело, он должен рисковать…
Не получая больше никаких известий от сестры, Софья Васильевна решила немедленно отправиться в Париж. Владимир Онуфриевич, отложив свои дела, пожелал сопутствовать ей в опасном путешествии. Чтобы проникнуть в столицу Франции, им пришлось пешком перебираться через зоны, занятые немецкими войсками, плыть на лодке по Сене, каждую минуту рискуя быть обнаруженными и расстрелянными как лазутчики. 5 апреля Ковалевские, наконец, достигли парижского берега Сены и незаметно проникли в город. Они разыскали Петра Лавровича Лаврова и с его помощью нашли Анну Васильевну.
Супруги Жаклар жили на Монмартре, в самом боевом рабочем 18-м округе. После свержения империи Жаклар — депутат Красной Лионской республики — был избран со времени осады Парижа командиром 158-го батальона Национальной гвардии, созданной из добровольцев революционным населением столицы. Жаклар участвовал в народных восстаниях против «правительства национальной измены», подвергался аресту, затем состоял помощником мэра 18-го округа, а в дни Парижской коммуны был назначен начальником войска Монмартра.
Анна Васильевна нашла в Парижской коммуне обширное поле для труда, дала выход долго сдерживавшимся творческим силам. Она работала в женском комитете бдительности Монмартра, входила в состав деятелей народного образования Коммуны, писала и подписывала воззвания к населению Парижа, была организатором замены в госпиталях враждебно настроенных сиделок-монахинь революционными гражданками столицы. В инструкции школам 18-го округа, где работала Анна Жаклар, было написано: «Мы просим вас удалить с глаз детей все то, что могло бы напоминать им о глупостях, которыми нас так долго морочили; в наших школах не должно быть больше места ни картинам, ни книгам религиозного содержания, ни крестам, ни статуям святых. Вы покроете слоем белой или черной краски латинские религиозные надписи и замените их такими общечеловеческими девизами, как свобода, равенство, братство, труд, справедливость. Равным образом вы упраздните
Вместе со своим другом, писательницей Андре Лео, Анна Васильевна основала ежедневную вечернюю газеты «La sociale», выходившую с 31 марта по 17 мая. В статьях они излагали свои верования.
В газете «Коммуна» Андре Лео писала, встревоженная половинчатостью действий многих членов правительства: «Париж, восставший против Национального собрания, это уже не Коммуна, это революция. Он и должен быть революцией. Пусть Франция и весь мир услышат его голос. Гордо укрепившись в своем праве и в своей идее, пусть он победит с ними и с помощью их, если это возможно, или пусть он падет, оставив невежественному и бедному народу наследство идеи, которая освободит этот народ. Париж обладает социальной идеей. Он должен высказать ее громко, определенно, ясно. В настоящую минуту ему нечем дорожить». Андре Лео разъясняла и крестьянам задачи Парижа. В середине апреля ее воззвание к «французским крестьянам», напечатанное в ста тысячах экземпляров, было разбросано с воздушных шаров по всей Франции: «Дело Парижа — ваше дело; он работает для вас, как и для фабричного рабочего». Так думала и Анна Жаклар. Из письма русской революционерки, землячки сестер Крюковских Елизаветы Дмитриевой к члену Генерального Совета I Интернационала Герману Юнгу видно, что правительство Коммуны не придало значения союзу города и деревни: «К крестьянам не обратились вовремя с манифестом; мне кажется, что он вообще не был составлен, несмотря на мои и Жаклар настояния», — сообщала Елизавета Дмитриева, одна из видных последовательниц Карла Маркса.
Анна привлекла к работе и приехавшую в Париж сестру. Ковалевская с ней и с другими русскими женщинами, знакомыми по Петербургу, такими, как Екатерина Григорьевна Бартенева, дежурила в госпиталях Монмартра. Словно во сне, видела она трагические сцены. На улицах рвались бомбы, в госпиталь приносили все новые жертвы остервенелых врагов Коммуны. Страха она не испытывала. «Только при каждом разрыве бомб сильнее билось сердце и где-то в глубине души вспыхивала радость, что судьба позволила и мне, кабинетной ученой, принять участие в событиях мирового значения», — рассказывала она потом своим друзьям.
Пусть не в России взял народ в свои руки судьбу государства, французская Коммуна отзовется и на русских делах! На баррикады Парижа стекались все те, кто не мог дышать тюремным воздухом своей родины, — поляки, русские, венгры, итальянцы, австрийцы, американцы. Венгр Франкель был одним из выдающихся политических руководителей Коммуны. Елизавета Дмитриева возглавила женский батальон, боровшийся с версальцами, ворвавшимися в Париж. Недаром вожди польских повстанцев Ярослав Домбровский и Валерий Врублевский, командовавшие войсками Коммуны, говорили французам, что в Париже идет битва «за вашу и нашу свободу».
И еще ближе, дороже стала Ковалевской бесценная сестра, которую она недавно осудила за брак по любви как за измену «делу».
Ковалевские вернулись в Берлин 12 мая. А через несколько дней Коммуна пала. Париж был взят версальцами. Французская буржуазия пришла к власти при поддержке прусского «железного канцлера» Бисмарка и фельдмаршала Мольтке. Тьер и генерал Галифе объявили «кровавую неделю» расправы с коммунарами. Революционных парижан хватали в домах, на улицах и убивали без суда.
Жаклара, начальника войск Монмартра, сражавшегося на баррикадах до последних минут Коммуны, и жену его, известную своей многосторонней деятельностью, версальцы искали с особым ожесточением. Было расстреляно несколько человек, принятых за Жаклара.