Согретые солнцем

Талан Светлана

– Папа, если ты не остановишься, то я на ходу выпрыгну, встречусь с Боней и никогда, слышишь, никогда не вернусь домой! Вы меня больше не увидите! – сквозь слезы прокричала дочь.

Отец тяжело вздохнул и нажал на педаль тормоза. Романия с трудом выбралась из салона и огляделась по сторонам. Вокруг – заснеженные поля, словно зима набросила на землю огромное белое покрывало; тихо, глухо, даже ветер не подает голос.

Отец подошел к дочери и сказал:

– Я тебя одну не отпущу. Будем вдвоем идти потихоньку, а я стану тебя поддерживать.

– Я

не калека и сама могу ходить. У меня есть помощник – костыль. Я пойду по обочине, где не скользко, а ты поезжай потихоньку, – ответила Романия.

Хромая и опираясь на своего «помощника», девочка медленно двинулась вперед. Отцу ничего не оставалось, как сесть в машину.

Романии было больно ступать на поврежденную ногу, но она, сцепив зубы, шла и шла. Ей было не привыкать и к физической боли, и душевной. В школе она часто слышала за спиной насмешки, обидные слова: «кривенькая уточка», а то и просто «утка», «хромоножка», «кривая» или «уродка». От таких слов ее обдавало жаром, но она никогда не огрызалась, зная, что это вызовет у обидчиков желание еще больше ее дразнить. Эту свою боль она прятала глубоко в душе, как и физическую.

Девочка дошла до того места, где встретила Боню. Сейчас здесь никого не было.

– Боня! Бонечка! Боня! Это я, Романия! Ты где?! – опираясь на костыль и сложив ладони рупором, кричала она в разные стороны.

Девочку охватило отчаяние, и она уже была готова расплакаться, как вдруг услышала позади веселый лай собаки. Она повернулась и увидела Боню, мчавшуюся по дороге к ней.

– Боня! – радостно закричала Романия. – Моя хорошая! Ты меня ждала?

Подбежав к девочке, собака заливисто залаяла, виляя хвостом и улыбаясь. Рома, присев на снежный холм, обнимала собаку, целовала ее в прохладный и мокрый нос, почесывала шею и за ушками.

– Как я по тебе соскучилась! – говорила девочка. – Ты меня спасла, и я тебе пообещала, что заберу тебя. Так же было? Бонечка, не обижайся, что так долго к тебе не приходила, – я была в больнице. Вот, я еду домой и тебя заберу! Скажи, ты ждала меня?

Лицо Романии стало мокрым, после того как ее несколько раз облизала собака, и, расчувствовавшись, девочка невольно расплакалась. Ее никто не целовал, никто ей так не радовался, как эта дворняжка. Наверное, впервые в жизни Рома почувствовала, каково это – быть любимой. Конечно, родители ее тоже любили, но сдержанно, по-своему, воспитывая девочек в строгости, а ей так иногда хотелось, чтобы мама ее обняла и поцеловала хотя бы в макушку!

Романия увидела, что Боня насторожилась и подняла вверх уши.

– Это свои, свои, Боня! Это – мой папа, – спокойным голосом произнесла девочка и погладила собаку. – Его трогать нельзя!

Собака по ее интонации поняла, что мужчина, идущий к ним, не опасен, и прижалась всем телом к девочке. Отец со стороны наблюдал за этой встречей. Он видел неподдельную, искреннюю радость обеих, и ему стало неловко за то, что при первом разговоре с дочерью он отказал ей в просьбе забрать собаку домой.

«Она так

счастлива, а я хотел лишить ее этого счастья, – подумал он и двинулся к дочери, которая сидела на снегу. – Надо ее забрать, а то еще простудится».

Павел подошел ближе и, с довольным видом улыбнувшись, протянул руку Романии.

– Вставай со снега, а то заболеешь, – сказал он.

На него внимательно смотрела собака.

– Боня, пойдем со мной, – сказала ей девочка, поднимаясь.

Собака, вмиг опечалившись, перевела взгляд на Рому.

– Идем, не бойся! Мы теперь всегда будем вместе!

Боня молча смотрела, как Романия с трудом забралась в машину на заднее сиденье. Собака подбежала к ней и, не желая расставаться, залаяла.

– Садись рядом со мной! – сказала ей девочка и похлопала ладонью по сиденью рядом с собой.

Собака подошла ближе и с опаской взглянула на мужчину.

– Не бойся, я никому тебя не дам в обиду, – ласково приговаривала Романия. – Ты ни разу не ездила в машине? Я это знаю, но ведь я с тобой! Иди ко мне!

Рома протянула к ней руки для объятий, и собака запрыгнула в салон. Она тесно прижалась к девочке, дрожа то ли от страха, то ли от холода, то ли от волнения. Отец закрыл дверь и сел на водительское сиденье. Романия прижала собаку к себе, поцеловала ее в голову и тихо шепнула на ухо:

– Все будет хорошо! Ты теперь будешь иметь дом, и я буду любить тебя, всегда-всегда! Ты мне веришь, Бонечка?

Романия обрадовалась вольеру и собачьей будке, как собственному дому. Она зашла за сетчатую ограду, за ней – Боня.

– Бонечка, ты будешь здесь жить, – объяснила девочка. Она заглянула в будку – пол был деревянный, никакой подстилки. – Это твой домик, я сейчас принесу тебе свою куртку и миску с едой.

Романия закрыла вольер и увидела в глазах собаки испуг.

– Не бойся, я с тобой! – ласково проговорила Рома и, опираясь на костыль, пошла в дом.

– Ромашка, с возвращением домой! – сказала ей мать.

– Мама, мне срочно нужна миска и еда для Бони! – быстро и взволнованно произнесла дочь.

– Нашла свою Боню? Теперь у нас забот прибавится, – холодно ответила женщина, но прошла на кухню. Она вынесла старую алюминиевую миску с остатками вчерашнего супа. – Давай я сама отнесу, тебе же неудобно, – предложила она.

– Нет-нет! – запротестовала дочь. – Боня моя, и я сама отнесу!

Мать, вздохнув, отдала Романии миску. Девочка и в самом деле расплескала немного супа по дороге. Боня, увидев на крыльце свою подругу, радостно запрыгала, завиляла хвостом и взвизгнула.

– Голодная? Ешь, моя радость! – сказала Рома и поставила миску перед собакой.

Боня набросилась на еду так, словно несколько дней ничего не ела. Она лакала взахлеб, разбрызгивая жидкость вокруг миски. Тщательно вылизав посуду, она принялась собирать мелкие остатки вокруг нее. Покормив животное, Романия нашла свою куртку, из которой уже выросла, постелила ее в будке, подозвала Боню.