Сократ сибирских Афин
Шрифт:
— А… — сказали философы и фисиологи. — Так тогда мы самые первые материалисты.
— А… — сказал Сократ. — Было по молодости.
Надо бы и мне хоть на время окунуться в материализм, подумал я.
Межеумович сел на пол и заплакал.
Глава двадцатая
— О чем идет речь в твоем безутешном плаче? — ласково спросила Каллипига убитого горем материалиста.
И другие тоже спросили:
— О
— О чем слезы льешь?
— Ах, — сквозь рыдания сказал Межеумович, — да как же мне не плакать, как слезы не лить?! — И припустил еще пуще.
Тут уж было не до шуток. Все начали сползать со своих лежаков, окружать исторического диалектика плотным кольцом доброжелательства, образовав тем самым своего рода группу поддержки. Только я остался на своем месте, чтобы не создавать толчею, да еще Пифагор, который как бы и вообще своею мыслью не присутствовал на симпосии. Он ведь до сих пор ни слова не проронил, хотя иногда все же прикладывался к киафу и опускал в рот то лепешку с медом, то гроздь сушеной красной рябины.
— Выскажи нам причину такого громкого рева, — попросил Сократ.
— Не выскажу, — заупрямился материалист.
— Тогда, может, знаками покажешь, — продолжал настаивать Сократ.
— И знаками не покажу!
— А если просто успокоиться?
— Ага! Я успокоюсь, а вы и не спросите, почему это я плакал!
— Спросим, спросим, — сказала Каллипига. — Постоянно будем спрашивать.
— Вы спросите, а славный Агатий все узнает.
— Не узнает он! Откуда ему знать! — раздалось в плотном кольце.
— Да я же и расскажу…
— Тогда тебе беспокоиться не о чем, — сказал Сократ. — Если ты сам все расскажешь славному Агатию, то он, ясное дело, ничего и не поймет.
— Да? — не поверил исторический материалист, но уже с некоторой надеждой в голосе.
— Точно! Ничего он не поймет! Он же тупой! — Снова раздалось в ближайшем окружении Межеумовича.
— И вы ему не расскажете?
— Да мы-то с какой стати ему будем рассказывать?! — заверили Межеумовича. — Вовсе мы ему ничего не расскажем!
— Тогда ладно, — начал сдаваться невидимый мне с лежака материалист. — Слушайте тогда… Все дело в том, что славный Агатий уже давно занимается скупкой Времени у населения Вселенной, обещая взамен еще большие Времена.
— Да кто же этого не знает? — сказал Ферекид, кажется.
— А вот того, что у него проблемы с отдачей Времени, этого вы наверняка не знаете!
— Этого наверняка не знаем, — согласились в кольце, которое начало как бы облегченно распадаться.
— А в чем
— Да в том, что если все вдруг потребуют свои Времена назад, то славный Агатий не сможет их отдать.
— Подумаешь! — как-то облегченно сказала Каллипига, — Пусть и не отдает.
— Именно так он и намерен сделать.
Диалектический материалист, кажется, начал успокаиваться. Фисиологи и философы дружно полезли на свои лежаки, причем, никто не перепутал своего места. Лишь Сократ и Каллипига еще оставались возле Межеумовича.
— Мне кажется, — сказал Сократ, — что славный Агатий действительно обеспокоен проблемой Времени.
— Еще как обеспокоен, — подтвердил материалист, продолжавший, между прочим, все еще возлежать на полу. — Некий материалистический философ Константин, сын Эдуарда, из Калуги как-то заявил, что, мол, во Вселенной Времени сколько угодно. Всякий атом, мол, щедро одарен Временем. Всякие, мол, громадные Времена, известные и воображаемые — совершеннейший нуль в сравнении с его запасом в природе. Величайший, мол, дар Космоса для всякой его части, а значит, и для человека, — нескончаемое Время.
— Ну и щедрый человек, этот Константин из неведомой нам Калуги! — поразился Сократ.
— Вот это Время, которого во Вселенной сколько угодно, славному Агатию и нужно взять, — пояснил диалектический материалист.
— Так пусть берет, — разрешила Каллипига.
— Да где же его взять, если люди добровольно отдают все меньше и меньше Времени?!
— У атомов, — посоветовала Каллипига.
— Да что такое это самое Время?! — вскричал Межеумович. — Ведь никто этого не знает!
— Ну и что, что не знает, — попыталась успокоить его Каллипига. — Вот мы пьем вино, а мочимся совсем не вином. И почему это так происходит, никто не знает. Но вино мы все равно пьем с удовольствием.
Я хоть и предполагал, что Каллипига мочится не вином и даже не нектаром с амброзией, но напоминание об этом было мне неприятно. Лучше бы она привела какой-нибудь другой пример.
— Или вот, — продолжила Каллипига, — едим мы пирожки и пончики, а выпускаем из себя…
— Полундра! — закричал я, чтобы хоть как-то остановить Каллипигу.
— Где? — заинтересовались фисиологи, а философы философично промолчали.
— Да это он голосовые связки проверяет, — разъяснил Сократ.
Но Каллипига все же на некоторое время замолчала.
— Вот по заданию славного Агатия я и шляюсь по вашим “мыслильням”, а толку никакого!
— Действительно, — сказал Сократ. — В недавнем разговоре со славным Агатием мне показалось, что он не знает, что такое Время. И очень расстроен этим. Даже рассержен!