Сокровища гугенотов (Варфоломеевская ночь, Молодость короля Генриха - VII)
Шрифт:
– Значит, вы меня любите?
– спросила Анна.
– Да, я люблю вас!
– Вы, наваррский король, счастливый супруг Маргариты Валуа?
– Полно! Королева первая разлюбила меня! По отношению к ней у меня нет никаких угрызений совести!
– Но подумали ли вы, дорогой кузен, что наши семьи находятся в беспрестанном соперничестве и что мои братья...
– Лучше не будем говорить о них!
– Генрих снова поцеловал руку герцогини и продолжал: - Я хочу сделать вам два предложения - одно сердечное, а другое - политического
– Начнем с последнего!
– О, нет, тут положение несравненно более запутанно, тогда как сердечное соглашение, по- моему, крайне просто.
– Ну, так говорите, кузен, я слушаю вас!
– В то время как ваш брат остановился в королевском замке, вы предпочли поселиться в маленькой гостинице. Значит, вы не рассчитывали официально появиться на собрании штатов?
– У меня были для этого свои основания!
– Хорошо! Так вот вам пришел в голову каприз, и вы покинули Блуа...
– Немного против собственного желания, право!
– Ах, кузина, нехорошо, что вы так говорите! Вспомните, я только что предлагал вам свободу, а вы...
– Вы правы. Продолжайте, кузен!
– Скоро мы прибудем в Бретань. Там у меня много друзей, и мне уже мало дела до французского короля и до герцогов лотарингских. Кроме того, там живет в собственном замке некий сир д'Энтраг, старый друг моего отца. Там, если хотите, мы остановимся с вами на несколько дней, тогда как мои друзья поведут барку далее.
– Но куда же идет ваша шаланда?
– В Гасконию, кузина. Она спустится до Пенбефа и отправится далее морем.
– А мы с вами остановимся у сира д'Энтрага?
– Да. Замок расположен за Ансени, и туда мы прибудем завтра на восходе солнца.
– Ну а дальше?
– Дальше? Господи! Когда мы будем любить друг друга, мы посмотрим, не найдется ли средство примирить политику наших родов!
В этот момент с палубы послышался голос Ноэ, окликнувший Генриха.
– Что тебе?
– спросил король.
– Шаланда остановилась, я жду приказаний!
– произнес Ноэ.
– Хорошо, я сейчас поднимусь на палубу!
– ответил ему Генрих и, обращаясь к герцогине, сказал: - Значит, вы предпочитаете провести ночь на шаланде?
– Ну разумеется,- ответила Анна.- Разве таким образом мы не доберемся скорее до сира д'Энтрага?
– Вы правы. В таком случае, быть может, моя прелестная кузина соблаговолит пригласить меня к ужину?
– Вы очаровательны! Ступайте же распорядитесь и возвращайтесь поскорее!
Генрих встал с колен с любезным вздохом.
– Кстати,- остановила его Анна,- в вашей свите имеется некий гасконский дворянин, по имени Лагир? Да? Так будьте любезны не посылать его ко мне.
Генрих прикусил губу, чтобы не улыбнуться, и сказал:
– Вероятно, вы предпочтете пользоваться услугами вашего шталмейстера Рауля?
– А, так он тоже здесь? Этот предатель, допустивший чтобы меня похитили?
– Господи!
– добродушно ответил Генрих.- Конечно,
– Ну, так избавьте меня от счастья видеть его!
– с гневной вспышкой во взоре сказала Анна.
– В таком случае я прикомандирую к вам кого- нибудь другого из моих гасконцев, а через четверть часа вернусь сам! и с этими словами Генрих Наваррский вышел из каюты, оставив Анну в глубокой задумчивости.
Через некоторое время легкое сотрясение шаланды оповестило, что она снова двинулась в путь. Почти вслед за этим в дверь каюты раздался резкий стук, и вошли два гасконца, которые принесли накрытый на два прибора столик. Один из гасконцев сейчас же удалился, а другой с почтительным поклоном подошел к герцогине, ожидая ее приказаний. Это был голубоглазый, темноволосый юноша высокого роста. Он был очень красив меланхолической, мечтательной красотой, и выражение его лица говорило о нежности и сентиментальности его характера. Но в то же время сразу чувствовалось, что этот юноша способен на самую пламенную, огневую страсть, на самое беззаветное самопожертвование любви!
Анна захотела испытать на этой девственной натуре победное обаяние своей красоты. Она вышла из своего темного уголка и стала так, что лучи заходящего солнца осветили ее лицо- Гасконец взглянул и... замер в восхищении! Никогда еще, даже в самой страстной грезе, ему не приходилось видеть такое дивное создание!
"О, как она прекрасна!" - подумал он.
Заметив произведенное ею впечатление, Анна Лотарингская заговорила, придавая своему голосу особо обольстительные нотки. Недаром же еще в Нанси говорили, что вовсе не нужно видеть герцогиню Монпансье, чтобы потерять от нее голову: достаточно услыхать звук ее голоса.
– Не вас ли, мсье, наваррский король прикомандировал к моей особе?
– спросила она.
Гасконец поклонился, смущенный и взволнованный.
– Как вас зовут?
– Гастон, ваше высочество.
– У вас прелестное имя, мсье, и оно мне очень нравится!
При этих словах гасконец покраснел, при виде чего герцогиня подумала:
"Не пройдет и суток, как этот юноша будет безгранично влюблен в меня!"
Однако вслух она сказала:
– Вы, конечно, состоите в свите наваррского короля?
– Да, ваше высочество.
Анна отпустила его знаком и милостивой улыбкой, прибавив:
– Попросите же наваррского короля ко мне, если он хочет ужинать со мною!
Гастон вышел, окончательно завороженный, герцогиня же подумала:
"Ну, а теперь поборемся, мой прелестный кузен!"
XXIII
Была глубокая ночь. Поужинав с герцогиней, наваррский король ушел к себе. Шаланда продолжала спускаться. Анна Лотарингская лежала на кушетке в своей каюте и, кутаясь в медвежью шкуру - охотничий трофей Генриха Наваррского,- думала свои думы. Однако последние касались не столько Генриха, сколько его бочек с золотом.