Сокровища России

Голованов Сергей Петрович

–  Вы с ума сошли?
– Танька ничего не понимала, глядя то на одного, то на другого. Оба стояли перед ней, стараясь сверлить и испепелять.
– Я их у деда взяла. Мы вместе взяли.

–  А может у тебя знакомый художник, какой есть?
– небрежно спросил Иван.

–  Ты с ума сошел!
– Веснушки на ее лице, казалось размножались на глазах. При всей рыже-кошачьей, ведьминской где-то по загадочности - внешности Танька оставалась дура-дурой, сплошь на эмоциях.

–  Ну и Танька, - мрачно сказал Иван.
– Всем Танькам Танька. Я тебя отколочу. Вот только разозлюсь. Эдик, стукни меня, а то никак не злится.

–  Я тебя стукну, - пообещал Эдик.
– А ну, прекращай. Ваши

семейные разборки - это одно, а дело - совсем другое. Он шутит, Таня.

–  Я тебе отколочу.
– Танька неуверенно заулыбалась.
– Прикалываешься, да?
– Она встала, подняла руки и упала на Ивана. Приняв бросок на грудь, тот закряхтел.
– Нет, я тебя должен исколотить. За все хорошее. В кустах где-нибудь. Идем.

Провожая взглядом исчезающую в зелени парочку, Эдик подумал, что у супругов начались проблемы, но это его не касалось. Сев на скамейку, от нечего делать вскрыл вино и тут краем глаза углядел вроде знакомую фигуру. Тот чертов бомж…, ситуация повторялась. Он живет тут, что ли? Бомж Леха, небритый и несчастный, посматривал издали, борясь с противоречивыми желаниями. Конечно, он решил рискнуть. Вино - единственное спасенье от заклятого друга бомжей - похмелья. Приняв одновременно дружелюбный, виноватый и независимый вид, он подошел в пределы слышимости.

–  Эдик, честно… менты забрили, едва твою сотку у киска вытащил. Эдик, сотка за мной, отвечаю.
– Его лживые глазенки так и бегали.

–  Бывает, - согласился Эдик.
– Менты, они такие. Присаживайся.

Тратить злость на несчастного бомжа Эдик не собирался. Людям надо верить. Удовольствие это дорогое, и не каждый может его позволить. Но иным путем вообще невозможно получить хоть что-то путевое. Эдика же, к примеру, никто не обвинял во вранье совсем недавно.

Бомж рассказывал какие-то сказки о своей жизни, запивая горе французским сухим вином и заедая апельсинами.

"Счастливый человек, - думал Эдик, глядя в глаза небритого собутыльника, в которых сияла искренняя вера самому себе, - у него все просто. Он очень хороший человек, только ему очень не везет. С такой верой нужно бомжевать. Если ему взбредет в голову, что он очень плохой, и ему еще очень везет, у него появится шанс подняться. Но для этого надо поверить людям. Даже ментам. Вдруг они правы, называя его грязным бомжом и попрошайкой. С бомжом все ясно. Как и с директором Российского музея. Тот уж точно знает, что он очень плохой, и что ему страшно везет. Но он верит людям, значит, с ним можно иметь дело".

–  Мужик, ты уже надоел, - сказал Иван еще издали.
– Эд, он тебе что - родной?

–  Вообще-то, - заметил Эдик, - существует мнение, что все люди - братья.

–  Ага, - ядовито сказала Таня, тряся пустым пакетом из-под вина.
– Твой брательник обнаглел. Опять вина нету.

–  Я че? Меня угостили, - объяснил Леха, неприметно откатываясь от скамейки.

–  Его милиция обижает, - заступился Эдик, - Леха, не в службу, а в дружбу, сходи за вином для дамы.

Как у бомжа хватило смелости вернуться под многообещающими взглядами супругов, и взять стольник, остается очередной загадкой русской души.

–  Я сейчас.
– Бомж Леха с прихваченной сотней исчез в мгновение ока.

–  Может, совесть проснется?
– понадеялась Таня.

–  Не знаю, - с сомнением сказал Иван.

Эдик с симпатией оглядел обоих, ему повезло с друзьями. Оптимисты, верят людям. Но еще многого не поняли. Что человек поступает всегда одинаково. Бомж однажды не пришел. Не придет и теперь. Никогда не придет. Эдик не впервые ошибся в человеке, но при чем тут человек? Просто Эдик верит людям. И всегда будет верить. Иначе ничего путного не получить.

–  Значит так, ребята, -

сказал Эдик, - забудьте вы про Леху и про вино. Это мелочь. Вернитесь из своих зеленых облаков на грешную землю. И вы увидите, что нас имеют по полной программе. А больше всех - нашего деда-кормильца. Тань, тебе старенького не жалко? Всю жизнь, как придурок, собирал свое барахло…для неизвестного хлюста. Не зря я считаю коллекционеров сумасшедшими.

–  Нет, ну кто мог?!
– завопила Танька.

Она наверняка пыталась припомнить сейчас кого-то из друганов деда, но самое очевидное так и не приходило в ее головенку. Но Эдика не могла обмануть защитная маскировка в виде звания, должности и прочей солидной вывески даже со словом "государственный". Он верил людям. Он верил директору музея. Танька не поверила. Так и сказала.
– Не может быть. Да и зачем ему? Если все и так музею завещано?

Эдик в двух словах объяснил дурочке разницу между карманом директора и музейным карманом, государственным и предложил рискнуть, проверить гипотезу. Если отреставрированные в музее оказались подделками, то другие, которые на очереди, должны быть настоящими. Как, проверим? Есть риск, что деду взбредет в голову отдать в реставрацию именно эту вещь.

–  Рискнем.
– Танька решительно тряхнула рыжими волосами.
– Плевать на деда. Он точно - сумасшедший. Аж плакать хочется.

–  Ну, и нечего тогда, - сказал Иван, - стащим Рублева, а? Денег все нету, Эд.

–  Не дай Бог… и Рублев поддельный, - сказал Эдик.

Чего?!
– возмутилась Танька.
– Ты деда за лоха не держи! Он специалист! Он…он…он вообще хороший, просто старенький, и обманывает его сволочь всякая. Это все Российский музей. Какое право имеет моего деда обманывать?!

–  У нас прав больше, - поддакнул Иван.

–  Вот именно, - согласился Эдик.

ГЛАВА 4. Вроде успех? Чего же не хватает?

На этот раз Эдик не стал раскошеливаться на качество. Подделку, оставленную в коллекции Анатолия Ивановича вместо "Жития св. Ионы", редчайшего сюжета, XV век. Двадцать клейм-миниатюр, сусальное золото с рифлением, доска - из лиственницы "двойной ковчег", эту подделку даже старик с его пусть ослабевшим зрением, увидел бы издали и без очков. Такую вещь за неделю не подделать, одну только голую доску - наищешься…, а работа? а сусалки? миниатюры? А… а! пройдет! Танька запихала подделку в самый дальний угол, чтоб случайно не наткнулся, и спустя два дня супружеская парочка нетерпеливо копытила асфальт возле метро в ожидании Эда, после звонка о хороших новостях. Таньке надоело жевать дедовскую пенсионную колбасу, хотелось сервелата. Иван вообще размечтался бросить работу "бобиком"…, если повезет, конечно, с суммой. В этот раз их оптимизм полностью оправдался. По одной невозмутимой Эдькиной роже еще издали поняли, что икона прошла, и за настоящие бабки. Танька подпрыгнула и завизжала. Пыталась свалить Эдика, кинувшись на шею, но Иван поймал вовремя, в полете.

–  В сквер, скверные ребята, пойдем… - Эдик не сумел удержать искренней улыбки. Да, надо верить людям. Нортон отвалил без торгов пятьдесят тысяч долларов. Это зацепило и Эдика, который собирался вырвать тридцать. Не меньше, и по-Божески, потому что в этот раз все его чутье так и вопило о настоящем раритете. Нортон изучал ее с час, наверное, но потом без торгов - полтинник. Хотя прошлая, Параскева-Пятница, опять оказалась подделкой. Что делать, никакой девственнице не уцелеть, оказавшись в цепких лапах директора Российского музея. Этот тип занимал все больше места в голове Эда. Наезд на супостата представлялся неизбежным. Но пока не хотелось думать о неприятном.