Сокровища Валькирии. Звездные раны
Шрифт:
— Хорошо, мам. Славке уже не интересно стало зарабатывать деньги. Наелся этой романтики, тоскует… Видела бы, какой он жирный стал. А Светка — три тебя надо.
— Все равно, не брал бы…
— Отдать недолго, если что почувствую.
— За что тебя сняли-то? Вроде бы говорил, наоборот…
— Не спрашивай! Столько намешано, сам еще понять не могу, за что.
Она помолчала, глядя в зеркало заднего обзора на своих товарок, плотно сидевших на скамеечке.
— Пошли, чем-нибудь угощу. Ты ужинал?
Зимогор вдруг заспешил: это
— Я на секунду заскочил, мам, отметиться, что приехал…
— Тогда посидим еще минутку, — попросила она. — Видишь, как соседки на нас смотрят… Пусть думают, что у тебя все хорошо. И родне не говори пока, что сняли…
— Мам, я, кажется, влюбился, — вдруг признался он.
— В очередной раз? — помедлив, спросила мать и, взглянув на сына, поправилась. — Ну ладно, прости старуху…
— Такого еще не бывало… Вернее, никогда не встречал такой женщины.
— А кто она?
— Не знаю… Зовут Лаксана.
— Какое редкое имя… Русская или нет?
— Да вроде русская… Но сейчас ее зовут как-то по-другому. Понимаешь, мам, она была уже моей женой.
— Что?.. Что ты говоришь? Я знаю всех твоих жен.
— Постарайся понять, мам… — он смутился. — Все так странно… Лаксана была женой в другой жизни. Как бы тебе объяснить?.. Я помню ее! Все помню! Она такая родная… Нет, неправильно. Память о ней осталась и больше ничего. Но мы узнали друг друга.
Мать вздохнула, посмотрела через зеркало на своих товарок.
— Господи… Неужели влюбился? А кто она теперь?
— Не знаю… И у нее есть муж, космический мусорщик, — он усмехнулся. — Но мне наплевать… У нас даже была схватка. Нечестная, трое на одного…
— Думаю, что у тебя под глазами?..
— Ерунда, пройдет… Она удивительная женщина, мам. Я так испугался, что Аквилонов меня вообще выгонит!.. И не пустят больше в Манораю.
— А что это — Манорая?
— На Алтае, впадина такая. Говорят, метеоритный кратер…
— И она там живет? — чего-то испугалась мать.
— Ну, где-то там, не знаю…
— Ой, Олежка, боюсь я за тебя! Только глупость новую не сотвори, ладно? А вообще привези ее, покажи…
— Нет, мам, вряд ли. Не знаю, увижу ли еще… Вот ты медик, объясни мне: возможно, чтобы человек вспомнил свою прошлую жизнь? Вернее, мы что, действительно живем несколько раз?
— Как тебе сказать?.. Вот ты упомянул Алтай, а в груди у меня так защемило. Помню, что-то отец твой рассказывал. То ли бывал там, то ли еще что… Но знакомо. Мне почему-то не верится, чтобы такое сложное и высокоорганизованное существо умирало вместе с физической смертью. Медицина говорит одно, а думается другое…
— Спасибо, мам, я поехал. Тебе нравится мой конь?
Домой он вернулся в сумерках, ничего особенного не заметил во дворе, поставил машину и только вошел в квартиру,
— Ты где это машину взял? — тон вроде бы звучал по-отечески. — Подкатил как барон и даже меня не заметил!
— Темновато было, — сдержанно проронил Зимогор. — Проходите!
Аквилонов прикрыл за собой дверь, сел на шкаф для обуви, глянул исподлобья.
— Ты эту папку… зачем Ангелу показывал? Я же предупредил тебя!
Олег на мгновение даже растерялся от резкого перехода.
— Я никому не показывал… И какие могут быть секреты от Ангела?
— Не твое собачье дело! Так показывал или нет?!
— Да ничего я не показывал! — уже возмутился он.
— Врешь!.. Откуда Ангелу стало известно об этих документах?
— Не имею представления! Я его даже не видел!
Иван Крутой уже не слышал его, рычал, как накатывающийся гром.
— Со мной вздумал поиграть? В двойную игру? Ласковое теля двух маток сосет?.. Да ты еще… сопля зеленая тягаться со мной! Игрок!
И тут внезапно Зимогор понял и необычное поведение Аквилонова, и его этот приезд на квартиру, и резкую смену настроений: утомился Иван Крутой, не выдержал ритма и нравов рыночной жизни. Взял вес, но сил нет зафиксировать и удержать. Кто-то оказался хитрее, изворотливее, могущественнее и нанес ему рану, возможно, в спину ударил. И теперь этот раненый царь в пылу предсмертной ярости и гнева бросился давить свою челядь.
— Продал меня! — ревела гроза в прихожей. — За драную «девятку» подставил? Что ж так дешево?! Поторговался бы! Но я все равно покорю Манорайскую впадину! Сам все сделаю! Ты понял меня, сынок?! Я тебя научу свободу любить!
Ему чудились измена и предательство. У него была потребность унижать, чтобы возвыситься самому. Для этого перед царями добровольно гнули спины…
— Не смейте орать на меня! — взорвался Зимогор. — Не надо орать на меня в моем доме!
Аквилонов медленно встал и будто черная туча уплыл за дверь, как за горизонт.
Сколько же силы, мужества и мудрости потребовалось ему, чтобы спустя полгода позвать к себе «отступника и изменника», по сути, признать его правоту и послать в Горный Алтай на разбор обстоятельств аварии. Не повезло только дубовой линейке, разбитой в щепки о стол…
— Сволочи! Всем головы поотрываю! Начальника партии — под суд! Старшего мастера — под суд!
Он почти торжествовал победу, почти покорил Манорайскую котловину. Ежедневно требовал информацию с Горного Алтая или сам связывался по радио и сам выслушивал доклад начальника партии…