Сокровища Валькирии. Звездные раны
Шрифт:
— Не знаю, как в отношении истории с матушкой, но историю, как подменили керн, ты придумал, — отвернувшись, сказал Зимогор, по-прежнему испытывая к нему зависть при одном упоминании о празднике Радения. — То есть собрался доказывать то, чего не было, да? Хороший прием, продуманный.
— Не верите?! Что керн подменили — не верите?!
— Я проверил: в керновых ящиках радиоактивного материала никогда не лежало. Так что передо мной не валяй дурака, не прикидывайся. Ты поэт! И научился сочинять.
— Это я прикидываюсь?! — завращал он глазами. — Если бы прикидывался!.. Лучше б зубы выросли. Или рога… И беда, что не фантазии!
— Твои стихи я уже видел! И завещание получил!
— К черту стихи! Открывайте!
— Зачем? Лежи! Проспишься — откроем… — Ячменный вскочил, откинул крышку вьючника.
— Я должен признаться… Чтоб вы поверили. Я ничего не фантазирую! И с керном, и с женщиной, и с матушкой… Нате вот, смотрите! Я вру! Ввожу в заблуждение! Язык мне отрежете!.. Смотрите!
Он вытряхнул на колени коробку из-под чая, разворошил беспорядочный ком рыболовных снастей и достал туго набитый запаянный пластиковый мешочек, похожий на палец от медицинской перчатки, бросил на стол перед Зимогором.
Мешочек стукнул по столешнице, словно внутри лежал тяжелый молоток.
Зимогор взвесил его в руке, не спеша разрезал и высыпал на ладонь содержимое — тяжелый иссиня-черный крупнозернистый песок. Объем в половину спичечного коробка весил граммов триста…
Ничего, более весомого держать в руках не приходилось…
— Смотрите! — не без удовольствия сказал Ячменный. — Опять скажете — придумал? Или, может, я сам сделал этот песок? Тогда скажите, из чего, если он раз в восемь тяжелее золота! В таблице Менделеева подобного сверхтяжелого металла нет! Если это не веский аргумент, тогда не знаю! Тогда вы просто не геолог и не честный человек!
Зимогор щупал, разгребал, ворошил пальцем крупицы неведомого металла, напоминавшего старинный дымный порох, и ощущал легкое жжение ладони. Он не страдал радиофобией, однако придвинул блюдце и ссыпал песок — на коже осталось золотистое, словно от солнечного загара, пятно.
И разглядывая его, он случайно зацепился взглядом за стрелки наручных часов…
В первое мгновение не понял, что с ними происходит, и тупо смотрел на циферблат, пока не обнаружил, что секундная стрелка движется в обратную сторону…
13
В самолете он еще ничего не почувствовал: две стюардессы в белом разносили сок, вино и легкие закуски, сопровождающие спецрейс вербовщики спокойно подремывали возле пилотской кабины, внизу стелилась поблескивающая озерами тундра. На подлете к Астроблеме — об этом объявили по внутреннему радио — Опарин ощутил непривычное тяжелое волнение и, как всякий новичок, прилип к иллюминатору — город, стоящий вдали, на миг захватил мысли, изумил и обрадовал, как если бы он, будучи космонавтом, обнаружил его на Марсе.
Город сверху напоминал компас на старинных картах, и все его восемь улиц были точно сориентированы по частям света: Северная указывала на северный полюс, Южная— на южный. Во время строительства учли розу ветров и производственные корпуса вынесли на юго-западную окраину.
Колючую проволоку Опарин заметил, когда Як-40 пошел на посадку. Не ту, привычную, растянутую на столбах, а белую, современную, свитую в спирали, которые были уложены друг на друга, образовывая ажурную трехметровую стену. И все-таки он сначала решил, что обнесли колючкой только сам аэродром,
— Внимание! Всем стоять! — приказал он. — Прекратить движение! Построиться в колонну по три!
— Блин, и тут — построиться! — вякнул пассажир, которого Опарин запомнил еще в аэропорту Латанги.
С двух сторон к толпе выскочили четверо с короткими помповыми ружьями, встали поодаль, навели стволы — все в белых марлевых повязках, одни глаза торчат.
— Внимание! — еще раз повторил тот, с мегафоном. — Всем сохранять спокойствие и слушать внимательно. В городе введен режим строгого медицинского контроля. Все вновь прибывшие обязаны пройти карантин! Это было оговорено в условиях контракта. Сейчас всем построиться! Следуем пешим порядком в баню, затем в карантинную зону. Вопросы есть?
— А почему и здесь менты? — задиристо спросил знакомый.
— Менты остались на Большой земле, как и ваше прошлое! — с долей юмора известил мегафон. — А перед вами бойцы внутренней охраны, исполняющие отдельные полицейские функции. Вы люди разумные и отлично представляете, что может случиться, если в наш закрытый и весьма тесный город проникнет инфекция. Друзья мои, ну зачем же тащить дизентерийный понос в двадцать первый век?
В толпе послышались смешки, но кто-то за спиной проворчал:
— Не знаю, как насчет поноса в будущем, но менты в настоящем мне очень не нравятся.
Выстроили в колонну, подравняли, повели вольным шагом. Охранники двигались с двух сторон, впереди — человек с мегафоном, сзади ехал УАЗ с тонированными стеклами, куда сели вербовщики. Туча крупных таймырских комаров повисла над колонной и понеслась, как знамя; плотность насекомых была такой, что лица рядом идущих, а тем более отдаленные предметы, растворялись в сером, мельтешащем тумане. Дышать следовало осторожно, носом или сквозь стиснутые зубы, бесконечно обметать лицо, шею и руки, у непривыкших к такому гнусу обычно через несколько минут начинался нервный срыв, истерика, но, судя по молчаливому пыхтению в строю, люди здесь подобрались северные, бывалые. Едва миновали пропускной пункт аэропорта, как стало ясно, что весь город обнесен валами из колючей проволоки — даже не проволоки, а тонкой жестяной полосы со сдвоенными заусенцами.
— Из огня да в полымя, — тихо выматерился знакомый, давя комаров. — Они что, козлы, зону тут сделали? Как тебе нравится? Белый Город, мать его!..
— А мне нравится городок, — отозвался Опарин, озираясь. — Чем-то на Питер смахивает.
— Да все ничего, но конвой и колючка…
Улицы были пустынными, но дома вроде бы обжиты, по крайней мере, сняты с окон ставни-щиты, открыты подъезды и лишайник на асфальте вышаркан колесами. Жизнь какая-то чувствовалась, однако скрытная и, как многое вокруг, необъяснимая. Зачем братья Беленькие купили этот город, Опарину было пока не совсем ясно, поскольку он имел иные представления о существовании Беловодья, по крайней мере, без охраны с ружьями, зековского построения и уж точно без колючей проволоки.