Сокровища животного мира

Сандерсон Айвен

Два дня и две ночи пламя гудело и ревело в пустом стволе, хотя с самого начала он казался тонким, как скорлупка. И когда в глухую полночь наступила развязка, мы уцелели только по божьей милости. Дерево грянулось оземь, сбив ряд других деревьев, словно строй кеглей. Упади оно в нашу сторону, от нас бы и мокрого места не осталось.

Когда мы узнали, что в деревьях таятся самые ценные для нас животные, мы принялись систематически обследо­вать лес. Наш траппер, расставлявший ловушки, получил указание отмечать зарубками дуплистые деревья, которые попадутся ему при ежедневных обходах; коллекторов, проче­сывавших лес в поисках мелких животных,

снабдили ножами, чтобы вырезать кресты на коре деревьев. Все эти деревья мы нанесли на самодельную топографическую карту нашего района и обрабатывали их по очереди. Каждое дерево занимает в моей памяти особое место; каждое задавало нам новые задачи и было само по себе целым открытием.

Множество деревьев, которые мы подвергали операции выкуривания, оказались необитаемыми, а другие вознаграж­дали за труды одной-единственной белочкой. Но у каждого дерева нам приходилось терять часы драгоценного времени на вырубку и расчистку окружающей растительности.

Одно дерево запечатлелось в моей памяти особенно ярко. Подобно многим нашим самым удачным находкам, оно было совсем рядом с лагерем. Утро выдалось суматошное. Накануне я не спал до полчетвертого утра, разбирая богатый улов, собранный с ловушек, поэтому мне было решительно не до африканских шуточек. С самого рассвета я работал в противомоскитной палатке. Вокруг кипела обычная хозяй­ственная жизнь, но часам к десяти я все чаще стал обращать внимание на Гонг-гонга, слонявшегося без дела. Я безжало­стно прогнал его и снова с головой зарылся в бумаги. Через несколько минут он был опять тут как тут.

— Какого черта тебе надо? — зарычал я на него.

— Я найди дерево, хозяин, — последовал неожиданный ответ.

Надо сказать, что Гонг-гонгу было не больше двенадцати. Несколько недель назад я обнаружил его у нас на кухне и не сразу понял, что это прирожденный лидер и будущий ангел-хранитель нашего очага. Ждать пришлось недолго, пока он потихоньку не утвердился в этом качестве. А в то время я еще считал его всего-навсего ловким мальчишкой на побегушках и поэтому пренебрег ценной информацией, корот­ко отрезав:

— Ладно, потом поглядим.

Тем дело и кончилось.

Однако в положенный час нам не был подан ленч. Выяснилось, что повар не может оставить уже готовый омлет ни на минуту в силу разнообразных и, по понятию африканца, уважительных причин. Гонг-гонг, добившийся не без расчета привилегии подавать нам на стол, куда-то исчез. После этой небольшой забастовки мы получили долгожданную пищу, и я разослал нашу малочисленную армию на поиски дезертира. Не успели прозвучать первые призывные крики, как совсем рядом раздался ответ. Но тон его вывел меня из себя. Маленький бесенок звонким голосом требовал из-за деревь­ев, чтобы к нему немедленно бежали! Я смотрел на это иначе и послал Фауги притащить зарвавшегося юнца. Но когда и сей достойный джентльмен словно сквозь землю провалился, хотя я звал его во весь голос, я решил расследовать дело лично и вышел, перепопненный чувства­ми самого непечатного характера.

Я наткнулся на них — они препирались о чем-то у подно­жия лесного великана, склонившегося над маленькой долин­кой под углом сорок пять градусов.

— Ах вы!.. Не слышите, что вас зовут! — заорал я на них.

— Хозяин! — захныкал Гонг-гонг, обливаясь слезами. — Это мое дерево!

Должен признаться, что его нежный возраст и безысход­ное горе, написанное на плутовской физиономии, немного меня смягчили.

— Там что, есть мясо? — спросил я у Фауги.

—

Да так... Я-то никого не слышишь... — Фауги начинал мяться, как всякий житель Западной Африки, когда он слегка озадачен. Он сунул голову в небольшое дупло у основания дерева и прислушался. — Нет, — еще раз уверил он меня, — ничего не слышно.

Я обрушился на Гонг-гонга, но тот рассыпался в слезных, прерываемых икотой уверениях, что «мясо» внутри обяза­тельно есть.

В конце концов я заключил с ним соглашение: мы подкурим дерево, но, если «мяса» там не окажется, я его выгоню, а если там будут ценные животные, то разрешу остаться, но причитающийся каждому нашедшему «выигрыш­ное дерево» подарок («даш») он не получит. Договор имел поразительный эффект. Гонг-гонг едва не лопнул от восхи­щения и лично возглавил отряд по снабжению сухой травой.

Пока мы стояли вокруг дерева, дожидаясь, когда дым заполнит дупло, нам казалось маловероятным, что оттуда хоть что-нибудь покажется, но мы глубоко ошибались. Зато Гонг-гонг делал вид, что знал все заранее.

Как только дым добрался до дыр на верхушке дерева, отовсюду стройными рядами стали выходить армии малень­ких существ. Они расползались по стволу и крупным сучьям, и я сначала принял их за мышей или мелких древесных крыс. Они выскакивали из щелей и ныряли обратно. Как вдруг, словно по сигналу, все они бросились прочь от дерева. Целая куча мала нападала на проволочную сетку над огнем, остальные же полетели по воздуху.

Дым поднимался клубами из кроны дерева, и оттуда вылетали маленькие черные существа, которые неторопливо плыли по воздуху прочь, как хлопья сажи или клочки сгоревшей бумаги. В их спокойном парении не было ничего похожего на головоломные прыжки перепуганных шипохвостов. Они просто плыли по воздуху, скользя в сторону ближайших деревьев.

И тут вдруг я понял, что это зрелище до нас, быть может, не видел никто, кроме африканцев, да и то немногих. На наших глазах колония планирующих мышей (Idiurus), ред­чайших животных, совершала средь бела дня маневры, которые испокон веков выполняла только глубокой ночью; такой способ ускользать от опасности отточен до совершен­ства, и именно поэтому зверек оставался неизвестным до недавнего времени.

Крохотные грызуны в систематике занимают место рядом с шипохвостами, но близких родичей у них нет. По размеру они не больше домовой мыши и одеты в шелковистую шерстку. От передних лапок к задним и дальше, к основанию хвоста, протянута тонкая перепонка, как у летяг, а от локтя оттопыривается тонкий хрящевой стерженек, по длине рав­ный предплечью, — все вместе увеличивает площадь «кры­ла». Когда животное находится на твердой, точнее, на нетвердой опоре — ведь кроны деревьев ненадежны, — распорка парашюта складывается вдоль заднего края пред­плечья, в воздухе она слегка отклонена назад.

Хвост планирующей мыши, наверное, самая поразитель­ная из структур, которые встречаются у млекопитающих, если не во всем животном мире. Хвостик длинный и похож на мышиный, но снизу от основания до самого кончика идут два параллельных ряда очень коротких жестких волосков. Эти ряды разделены узким продольным пробором и слегка распадаются на обе стороны — как носовые буруны корабля. По остальной поверхности хвоста, то есть сверху и с боков, в некотором беспорядке разбросаны необычайно длинные и удивительно тонкие волнистые волосики. Они несут две функции, которые, насколько мне известно, еще никогда ранее не описывались.