Сокровища животного мира

Сандерсон Айвен

Мы стали стрелять, осыпая дробью летящих животных. Одно из них упало на сухую полосу речного русла. Мы сбегали за ним: оказалось, что это очень крупный экземпляр молотоголового крылана, сородичей которого я видел спящи­ми в пещерах ущелья Манью. Второе животное выглядело совсем иначе. Его, наверное, следовало бы по праву назвать летучей лисицей, хотя шерсть у него была негустая, жесткая и блестящая, как начищенная медь. Третья жертва свали­лась в воду почти к моим ногам.

Положив ружье на камень, я спустился в воду, пытаясь поймать добычу, прежде чем ее смоет в главное русло и унесет прочь. Я наступил на что-то твердое и прочное, но не успел сообразить, что это такое, как оно внезапно ожило и рванулось вперед. Я полетел в сторону,

в главное русло. Вода здесь казалась спокойной, но на глубине течение было очень сильное. Крокодилов в реке не водилось, и я подумал, что наступил на черепаху. Вода понесла меня и бросила на перекат среди гигантских валунов. Летучая мышь исчезла. Мне пришлось сосредоточить все свои силы на том, чтобы то вплавь, то вброд выбраться обратно к нашей засаде.

Вдруг Джордж завопил: «Берегись!», и я оглянулся.

Сам я тоже заорал и мигом нырнул с головой в воду: прямо на меня, в нескольких футах над водой, неслось черное чудище размером с орла. Я видел его морду только мельком, но мне и этого хватило, потому что его отвисшая нижняя челюсть была вооружена полукругом острых белых зубов с промежутками между ними примерно такой же ширины.

Когда я вынырнул, оно уже исчезло. Джордж смотрел ему вслед и стрелял уже из второго ствола. Мокрый до нитки, я выкарабкался на камень, и мы уставились друг на друга.

— Вернется или нет? — сказали мы одновременно.

И перед самым наступлением непроглядной тьмы оно вернулось, ныряя в бреющем полете над рекой, щелкая зубами, с громким шорохом рассекая воздух широкими, черными, как у мифического вампира, крыльями. Обоих нас это застало врасплох, у меня даже ружье н© было заряжено а зверюга неслась прямо на Джорджа. Джордж моментально пригнулся. Страшилище пронеслось над ним и сразу же исчезло в темноте ночи.

Мы спустились обратно в русло реки и пошли вброд домой, в лагерь, где нас уже поджидали местные охотники, разложившие свой товар на продажу. Они прошли многие мили от своих охотничьих угодий ради этого дела.

— Какой это крылан? — спросил я. — Вот с такими крыль­ями, — я развел руки в стороны, — и весь черный?

— Олитау! — вырвалось у кого-то громкое восклицание, а затем последовало оживленное обсуждение столпившихся ассумбо.

— Где вы видеть это мясо? — спросил старый охотник среди гробового молчания.

— Там, — ответил я через переводчика, показывая в сторону реки.

Охотники все, как один, схватили свои ружья и умчались из лагеря, не разбирая дороги, прямиком в родную деревню. Они даже бросили у нас так нелегко доставшийся им товар.

На другой день в лагерь неожиданно явился старый вождь в сопровождении деревенского совета в полном составе. Он прошел много миль из главной деревни. Вождь был озабочен. Он неуверенно спросил, нужно ли нам обяза­тельно оставаться в этом месте, осведомился, не интересуют ли нас другие дальние холмы.

Нет, никакое другое место, кроме этого, нам не подходит, объяснили мы ему.

Вождь опечалился; старейшины явно были не в своей тарелке. Они ушли назад, в деревню. Мы остались в третьем лагере, но ни разу больше не видели это чудовище, и нам никто не принес ни одного охотничьего трофея.

Комары и им подобные. Насекомые-паразиты. Хамелеоны. Лягушки. Подогона. Птицы

Должно быть, вас удивило, что, рассказывая о необычных «паразитах» в окрестностях станции Мамфе, я ни словом не упомянул о некоторых «заправских» вредителях, испокон веков досаждающих человеку. Те, кто побывал в тропиках, могли бы подсказать их названия.

Единственное, что я могу привести в оправдание, — тот факт, что список подобных вредных созданий мог бы занять всю книгу целиком. Практически он бесконечен. Те, о которых я решил рассказать, в основном переселились в новые места обитания из-за вырубки лесов и прочей челове­ческой деятельности или прямо завезены сюда человеком. Остальные, может быть отчасти даже и более

докучливые, — «уроженцы» описываемых нами мест. Вырубка деревьев просто-напросто лишила их прикрытия. Эти насекомые воз­никают в любом месте сразу же, как только появится пятнышко солнечного света, прорвавшееся сквозь листвен­ный океан, когда его потревожит человек. Они местные «дублеры» животных, описанных в первых главах.

Самым выдающимся из них является комар. Впрочем, правильнее говорить «комары», чтобы не ввести читателя в заблуждение, — их превеликое множество видов. В Англии некоторых из них мы зовем «мошкой», но, к прискорбию, так называют подчас совершенно непохожих друг на друга насекомых. Старушка в Йоркшире назовет мошкой совсем не то, что молодой житель Корнуэлла. В Норвегии, за полярным кругом, водятся комары (или, если угодно, мошки), которых любой уважающий себя англичанин назвал бы «долгоножка­ми». И кусаются они соответственно своим размерам.

В Африке среди множества этих двукрылых выделяются три рода: Culex — насколько мы пока знаем, они безвредны, но кусаются здорово; Anopheles, который садится, задрав брюшко, и обменивает горсточку малярийных плазмодиев на обильную порцию вашей крови; Stegomyia — полосатый, как зебра, — страшный переносчик убийственного возбудителя желтой лихорадки, которой все боятся как огня.

В Мамфе все эти комары водились в изобилии. У каждого африканца — эндемическая желтая лихорадка. За год до нашего приезда один Stegomyia перепорхнул с руки африкан­ца на руку европейца, который еще не болел, и в результате все «белые» жители станции, за исключением доктора, который уже успел заболеть, и еще одного человека, находившегося в отъезде, перемерли за одну неделю. Кроме того, «малярия с желтухой» (более осторожное название желтой лихорадки) одновременно унесла жизни сотен афри­канцев. Мы обнаружили нескольких Stegomyia и выследили место их выплода. Это оказалась старая консервная банка, заброшенная на крышу соседнего домика.

Что сказать об анофелесе? Он здесь водится и кусает всякого, кто только ступит на берег. Малярия обеспечена всем без исключения. Мы тоже не избежали общей участи. Кулекс также обитает повсюду, но одно место мне особенно запомнилось.

Обабра — главная станция одноименного района, гранича­щего с Мамфе, но находящегося уже в Нигерии. Ее домики разбросаны там и сям на пологом невысоком холме, одиноко торчащем на просторе бескрайних болот, среди которых извивается Поперечная река. Мы пробыли там несколько дней, когда наступило полнолуние. Выглянув из дома, можно было подумать, что по земле стелется густой белый туман высотой почти в полметра. Но это были комары. К счастью, все они относились к роду Culex. Кусались они непрерывно и с таким остервенением, что даже наши африканские рабочие явились к нам просить прибавки к жалованью — на покупку противомоскитных сеток.

Но есть более интересные и гораздо более неприятные насекомые, чем комары. Если вам случалось когда-нибудь стоять на лесной прогалине в Англии или в Америке, впрочем в какой угодно стране, то вы могли заметить оранжевых мух, зависающих в воздухе как вертолеты, притом крылышки их вибрируют с невероятной скоростью. Эти мухи-вертолеты наиболее часто относятся к роду золотоглазиков, Chrisops. Их африканские родичи — кровососы. Летучие крово­пийцы обычно несут в своих головках микроскопических па­разитических червей, которые внедряются в ваше тело, ког­да муха просекает кожу. Каждый из них прогрызает себе ход и отправляется в зловещее путешествие по всем органам, неуклонно прибавляя в росте. Червь — он относится к филяриям (Filaria) — вызывает множество отвратительных заболе­ваний. Червь закупоривает лимфатические сосуды, вызывая слоновую болезнь (элефантиазис) или болезненную опухоль на тыльной стороне ладони (калабарскую опухоль), которая то пропадает, То снова возникает. Таким же путем проникает в тело и другая Filaria; она ухитряется внедриться в глаз между слизистой оболочкой (конъюнктивой) и роговицей.