Сокровище Китеж-града
Шрифт:
– Мы еще не брали в расчет гостей. Мужа Сэты Фадеевой, например, – засмеялась Ева. – Или тебя. Ты тоже мог иметь тайную любовную связь с Ольгой Лужиной. Ладно… хватит болтать глупости. Мы запутались, Смирнов!
Сыщик кивнул, посмеиваясь.
– Распутаемся… На то и сыск, чтобы ум не дремал.
– Кстати, есть что-нибудь новенькое о Зинаиде Губановой? – спросила Ева. – Ты ее ищешь?
– Ищу, – вздохнул Всеслав. – Да только без особого успеха. А теперь и вовсе не до нее. С Лужиной бы разобраться! Надо попросить одного человечка собрать информацию обо всех неопознанных трупах, найденных в течение года на территории Москвы и ближнего Подмосковья. Вдруг выплывет не мнимая,
– Обе работали в салоне «Лотос».
– Вот именно. – Сыщик поднял вверх указательный палец. – Это – единственное пока связующее звено. Салон «Лотос»! Но салон – не само здание, не традиции и церемонии, не восточная кухня. Это прежде всего – люди! У кого-то из этих людей есть страшный замысел… Нам предстоит вычислить его, разгадать и докопаться до истины.
– А нищий? – вдруг спросила Ева. – Он имеет отношение к салону или нет?
– Нищий? – удивился Всеслав. – Какой? Попрошайка, что ли? Тайный воздыхатель Марианны Сергеевны?
– Ага.
– Не смеши меня.
– Между прочим, – понизила голос Ева, – пока этот нищий клянчит милостыню, в тупичке у заброшенных мастерских его ждет машина, в которую он садится и уезжает в неизвестном направлении.
– Ты ничего не путаешь? – насторожился сыщик.
– Сам проверь…
И Ева подробно рассказала Смирнову о своих сегодняшних похождениях.
– Твоему отцу лучше? – озабоченно спросила Раиса, прихорашиваясь перед зеркалом.
– Немного, – ответил Рихард. – Придется еще денек посидеть с ним. Ни за что не хочет ложиться в больницу.
Супруги Владины жили вместе с родителями в огромной четырехкомнатной квартире с высокими потолками и старинным паркетом, принадлежащей матери Рихарда, известной скрипачке. В гостиной над роялем висел парадный портрет Чайковского, в прошлом веке подаренный знаменитым композитором кому-то из маминых родственников. Стены квартиры были увешаны фотографиями музыкантов, артистов и маминых учеников, занимающихся концертной деятельностью.
Сама Эльвира Скалецкая (выйдя замуж, она оставила девичью фамилию) выступала на сцене все реже и реже. Теперь она преподавала в консерватории, возила своих учеников на международные конкурсы, и ей, как и в молодости, было не до семейной жизни.
– Ты позвонил маме в Прагу? – спросила Раиса. – Она приедет?
– Нет, конечно, – вздохнул Рихард. – У них там начался третий тур конкурса, а мама в жюри. Она просила нас позаботиться об отце.
– Мы только и делаем, что заботимся о нем! – фыркнула жена. – Сколько можно? Я не сиделка!
Рихард промолчал. Раньше слова жены больно задели бы его, заставили бы возражать, доказывать, что отец, выйдя в отставку, посвятил всю жизнь сыну, был ему и нянькой, и доктором, и наставником, и лучшим другом. И что теперь настала очередь Рихарда скрасить одинокую старость Петра Михайловича. По сути, у отца так и не было жены в том всеобщем понимании роли супруги, которую Эльвира Скалецкая никогда не собиралась исполнять. Справедливости ради надо сказать, что она предупреждала Владина о своем образе жизни и ничего ему не обещала. Так они и жили – от отъезда к приезду, от одних гастролей до других, от конкурса к конкурсу. Петр Михайлович терпел – он по-своему любил жену, гордился ею и был благодарен ей за сына, которого она все же умудрилась родить между репетициями и концертами.
Старость подкралась незаметно, напоминая о себе слабостью, сединой, одышкой и сердечными приступами. Петр Михайлович хотел только одного – дождаться
– Рихард! – с горечью восклицал старик. – Где же ваши дети? Чего вы ждете? Тебе уже почти тридцать, мой мальчик!
Рихард жалел отца, но сам особо не расстраивался. Наверное, обзаведение детьми не составляло главную цель его существования. Раиса понимала, чего требует от нее свекор, но оказалась бессильна. Когда желание становится навязчивым, оно не исполняется. Не помогли и многочисленные походы к врачам.
Молодые успокоились и просто жили, чего нельзя было сказать о Петре Михайловиче. Старик по-настоящему страдал. Он выходил во двор и часами играл там с чужими малышами, которые обожали «дедушку Петю». На тумбочке у кровати старика появились коробочки и бутылочки с лекарствами. Очередной сердечный приступ уложил Петра Михайловича в постель, и Рихарду пришлось отпроситься с работы, чтобы ухаживать за ним.
Впервые молодой Владин оказался в столь затруднительном положении. Мать уехала в Прагу и должна была пробыть там не меньше месяца, жена наотрез отказалась сидеть со свекром, а сам Рихард рвался к своей ненаглядной Варваре Несторовне. Получалось, что он бросил ее в трудный момент, когда ей особенно необходима была его поддержка.
До некоторого времени семейная жизнь Рихарда текла гладко и благополучно. Он заподозрил неладное, когда госпожа Неделина стала приходить к нему по ночам – в туманных, расплывчатых снах. Он не был влюбчивым мальчиком; в юности ухаживал за девушками скорее потому, что так делали все его приятели. Женился на удивление рано, по настоянию отца, которого привык слушаться. Его брак с Раисой основывался на взаимной симпатии. С годами симпатия превратилась в привычку, которую Рихард принимал за любовь. Пример родителей еще больше укреплял его в этом мнении. Он не понимал, что толкает мужчин на безумства, и считал подобное отсутствием выдержки, позорным признаком незрелости.
– Уж меня-то эти глупости не касаются, – говорил Рихард отцу, единственному человеку, от которого у него не было секретов. – Мы с Раей прежде всего друзья, близкие, родные люди, а потом уже – муж и жена.
Жизнь Владиных протекала тихо и ровно, без всплесков и потрясений. Они не ссорились, но и не испытывали непреодолимой, всепоглощающей тяги друг к другу – спокойно расставались, спокойно встречались. Могли провести отпуск порознь, не скучая друг по другу. Раиса была хорошей хозяйкой, заботливой супругой, ласковой, рассудительной женщиной. Она ладила и с Петром Михайловичем, и с Эльвирой Скалецкой, так что проживание в одной квартире с родителями не превратилось в ад, как это случалось в других семьях. Рихард чувствовал себя рядом с женой окруженным заботой, надежно и уютно.
Поэтому он удивился, поймав себя на беспрестанных мыслях о госпоже Неделиной. Они неотступно преследовали его – в метро, за завтраком, в душе, у телевизора и даже во время работы. Разговаривая с клиентками, показывая движения и приемы, Рихард делал все это сквозь стоящий перед ним тонкий, прозрачный образ Варвары Несторовны. Вот она улыбается, идет по коридору, царственно кивает ему головой, произносит какие-то слова, поправляет прическу… смотрит синими горячими глазами… Милый образ превратился в наваждение, от которого негде стало укрыться. Варвара Несторовна заполнила не только дни господина Владина, но и ночи. Он просыпался от сильного, незнакомого желания, непохожего на то, что происходило между ним и Раисой. Секс, лишенный страсти, перестал привлекать Рихарда, и он постепенно охладевал к жене. Наконец он поймал себя на том, что с трудом исполняет супружеский долг. До него наконец дошел истинный смысл этих слов.