Сокровище
Шрифт:
Митя попытался проглотить комок, вдруг вставший поперек горла. Безжалостная Анна продолжала.
– Будем оперировать прямо здесь. Под местной анестезией.
– Почему? – пискнул Митя.
– Ты смотрел «Семнадцать мгновений весны»? – спросила Анна.
Митя затравленно кивнул.
– Помнишь, радистка Кэт кричала в бреду? Так ее и вычислили. Я не могу отправить тебя в больницу. Вдруг ты под наркозом все расскажешь?
Митя серьезно задумался. Но – думал он недолго. Опустил голову на кушетку,
– Да. Вы правы. Я готов. И у меня - нет аллергии на анестетики.
Напускная серьезность вдруг исчезла с лица Анны; женщина громко рассмеялась.
– Дурачок! У тебя – ничего не болит. Живот – абсолютно спокойный. Зачем ты соглашаешься на операцию?
Митя понял, что его нехитрый обман раскрыт, и решил, что таить больше нечего.
– Не могу же я бросить сестру, - заявил он. – Мне кажется… Хотя я еще не успел это понять… Но мне кажется, что… Я ее люблю!
Лежать тоже не имело смысла, поэтому Митя сел.
– У меня больше нет ни братьев, ни сестер. Вы меня понимаете? У вас есть дети?
Анна подошла и ласково потрепала Митю по щеке. Но глаза ее почему-то были печальны.
– Если бы были… Я бы хотела, чтобы они так же любили друг друга.
Анна перешла на шепот.
– Не бойся! Я тебя не выдам.
После этих слов Митя почувствовал себя заговорщиком.
36.
Марина и Виктор сидели в небольшом кабинете, расположенном в задней части базилики. Отец Иакинф хлопотал у маленькой плитки; он варил кофе.
Аромат Марину совершенно ошеломил; она уже понимала, что через несколько минут ей предстоит попробовать что-то исключительно вкусное.
Доминиканец убавил огонь под туркой и сел напротив гостей.
– Я вас слушаю.
– Библиотека иезуитов, - напомнил Виктор.
– Богатейшее собрание, - кивнул монах. – Около пятидесяти тысяч книг.
– Нам нужна всего одна, - уточнил Виктор. – Библия, которая раньше была в церкви святого Иоанна Предтечи на Каменном острове.
– Мальтийская Библия? Мой брат – госпитальер?
Вместо ответа Виктор промолчал, и сконфуженный отец Иакинф тихо пробормотал.
– Останови, Господи, мой неуёмный язык.
– Вы слышали о ней? – спросил Виктор.
– Переплет из красной кожи, серебряное тиснение в виде мальтийского креста. Да, я о ней слышал.
– Где она? – Виктор едва заметно подался вперед.
– Она хранилась здесь, - с легким вздохом отвечал монах. – Разве вы не знаете о беде, которая нас постигла?
– Какая беда? – встревожилась Марина.
– В тысяча девятьсот тридцать восьмом году храм был закрыт и разграблен. Утварь, иконы и книги из библиотеки были выброшены на улицу и сожжены.
– Вся библиотека? – с болью в голосе спросил Виктор.
–
– Тридцать восьмой год, - Марина покачала головой. – Тогда было время «большого террора».
– Не время делает людей, - назидательно изрек монах.
– Люди делают время.
– Мальтийская Библия сгорела в огне? – спросил Виктор.
– К моему глубокому сожалению, - отвечал отец Иакинф. – Что я еще могу для вас сделать?
Он встал и подошел к плитке. Кофе медленно закипал.
37.
– Нет! Нет! Не надо! – кричала Лиза, отбиваясь от громил, но силы были неравны.
Один из них сильно толкнул приоткрытую дверь, второй попытался зажать девушке рот, но был укушен: очень больно и до крови.
Лиза пробовала скрыться в дальней комнате; бежала, опрокидывая стулья и захлопывая двери, но все было тщетно; элементы квартирного ландшафта не являлись для стокилограммовых детин хоть сколько-нибудь серьезным препятствием.
Они настигли девушку и зажали в углу; один схватил за горло, а второй – выхватил мобильный.
– Значит, так, - сказал первый. – Ты звонишь ему и договариваешься о встрече…
Но второй перебил.
– Ага! А если у них какой-нибудь условный сигнал? Типа «все в порядке» означает «все хреново»?
– Да, - призадумался первый. – Что делать?
– Пусть напишет эс-эм-эску, - сообразил второй. – И смайлик поставит.
Первый ослабил хватку; воздух со свистом ворвался в легкие девушки. Лиза кивнула; она была готова на все.
38.
В кабинете отца Иакинфа царила тягостная тишина. Марина поглядывала на доминиканца; тот, словно чувствуя свою нечаянную вину, как гонец, принесший дурные вести, ссутулился и поник; он нарочито старательно переливал кофе из турки в простой белый кофейник. Виктор пребывал в тяжелой задумчивости.
Монах расставил на столе три чашки с блюдцами и водрузил в центр образовавшегося треугольника крошечную серебряную сахарницу с бурыми осколками тростникового сахара. Отец Иакинф взял кофейник и разлил кофе.
Марина сделала осторожный глоток. В следующую секунду по телу пробежала теплая дрожь; в голове деликатно защелкали петарды, и осторожно заискрились крошечные фейерверки. Марине пришлось сделать над собой усилие, чтобы попытаться скрыть охвативший все ее существо беспричинный восторг, особенно неуместный в ту минуту, когда хрупкая надежда найти Мальтийскую Библию разбилась вдребезги.