Сокрушитель
Шрифт:
Лика пить отказалась. Видя такое дело, отказался и Ромка. Леша с ухмылкой оглядел обоих поверх поднятого в тосте колпачка.
— Жива-ая… — мечтательно промычал он, уставив на Лику мутные охальные глаза. — Теплая…
А вот это Ромке совсем не понравилось. В стриженой лопоухой голове немедленно закопошились нехорошие подозрения.
Леша Баптист взглянул на изменившееся лицо юного собутыльника — и развеселился окончательно.
— Нет, но как вы, говорят, с ментом из «конуры» драли! — Леша хлопнул себя свободной рукой по коленке и разразился похожим на кашель смехом. Полупрозрачная
— И чего? — несколько ошалев, спросил Ромка.
— А ничего. Окна — это ведь те же скоки. В какое ни выпрыгни — бац! — и опять стоишь у первого подъезда… Но я — то ведь, когда прыгал, еще не знал!
— Ни фига себе! — подивился Ромка. — Мы хоть по лестнице… — Он снова вспомнил жуткую куклу Машу и невольно покрутил головой. — Да-а… от такой и в окошко прыгнешь…
Леша Баптист, успевший к тому времени поднести колпачок к оттопырившимся губам, вздрогнул, расплескав около трети содержимого пиалушки, и уставился на Ромку. Несколько секунд ел его глазами, потом насупился, крякнул и с самым мрачным видом вылил остатки зелья в рот.
— Когда Леша выпрыгивал из окна, — хрустальным голоском пояснила Лика, — куклы Маши еще в природе не было.
При этих словах у Леши водка остановилась в горле. Страшным движением кадыка загнав ее в пищевод, он воззрился теперь на Лику. Та, ничуть не смутившись, ответила ему безмятежным взглядом ясных серых глаз.
Ромка моргал, силясь понять суть происходящего. Пока было ясно лишь то, что Лика нарочно дразнит Лешу Баптиста и что это каким-то образом связано с безликой куклой Машей, которая, оказывается, завелась в пятиэтажке совсем недавно… В отличие от тупого мента Василия Ромка впитывал сведения с жадностью губки и в новую жизнь вписывался прямо-таки стремительно. Хотел выспросить о кукле поподробнее — и не успел. В каком-нибудь десятке метров от завалинки прямо из воздуха один за другим возникли два пушистых зверька. Завидев людей, замерли.
— Во блин! — изумился Ромка. — Так они что, тоже так умеют?
— Чего тут уметь-то? — сердито буркнул Леша. — Скок он и есть скок. Штука нехитрая…
— А вдруг они тоже… Ну… разумные?
Леша осклабился и тряхнул головой. Бодает, дескать. Потом развязал бурдючок и снова наполнил свою посудинку. Что-то, видать, затеял. Встал и осторожно двинулся к попятившимся лупоглазым побирушкам.
Поставил колпачок на пол, отступил. Зверьки, возликовав, кинулись к добыче, но вовремя учуяли сивушные масла и шарахнулись, вздыбив пушистую седую шерстку. Воздух взорвался гневным чириканьем. Леша Баптист, весьма довольный собой, назидательно воздел толстый указательный палец и оглянулся на Ромку.
— Во, — сказал он. — Понял? И сразу все ясно. А ты: разумные, разумные!
С этими словами Леша снова приблизился к пиалушке, поднял ее и торжественно осушил.
— А они кто? — спросил Ромка, указав глазами на возмущенных зверьков.
Леша
— А это, Рома, такие существа, — весьма мелодично вымолвила она, — что вот если станешь вроде Лешеньки, то с кем-нибудь из них обязательно поменяешься душами. Будешь в шерсти ходить и тюбики выпрашивать.
Леша Баптист чуть не проглотил капсулу. Вскочил и швырнул полупустую оболочку об пол.
— Ты знаешь что? — плаксиво закричал он. — Ты много-то на себя не бери! Ишь! Лучше всех она! Девочку, понимаешь, из себя строит! Ремешок этот кто тебе сплел?!
Беседа на глазах перерастала в ссору. Хмель — словно отшибло. Как здесь надлежит поступать в подобных случаях, Ромка не знал и поэтому растерянно оглянулся на Лику. Серые глаза девушки нежно сияли. Чуть ли не с любовью смотрела она на Лешу Баптиста.
— Рома, — все так же мелодично проговорила Лика и встала. — У тебя молоток твой рядом?
— Тут, — растерянно отозвался Ромка, нашаривая инструмент.
— А вот посмей только! — заорал Леша, стискивая кулаки. — Лика, стерва! Я тебе за мою завалинку не знаю что сделаю!
Ромка понял уже что к чему, тревога сгинула, и он вновь почувствовал себя пьяным и бесшабашным.
— За стерву ответишь, — сообщил он, поднимаясь и поигрывая зеркальной своей кувалдочкой. Лешу мигом прошиб цыганский пот.
— Ром! Ром, ты чего? Ты… Не надо, Ром! Ну прошу тебя…
Ромка попятился. У Леши, здорового мужика, тряслись губы, глаза жалобно выкатывались, мощные ручищи лапали мутный целлофан на выпуклой груди. Зрелище жалкое и, честно говоря, страшноватое.
«Ну я крутой, в натуре…» — выпрыгнула мысль.
— Ром, ну вот этими вот руками! — Чуть не плача, Леша растопырил пятерни и потряс. — Веришь? От самого угла ломом кантовал…
— Извинись, — надменно обронил Ромка. Леша весь скривился, как после хорошей стопки, покряхтел, потоптался и наконец повернулся к Лике.
— Ли-ик, — начал он. — Ну сорвалось, ну… Ну не буду больше…
При этом он смотрел ей не в глаза, а исключительно на хитрого плетения поясок. Уловив направление взгляда, Лика прищурилась и взялась за пряжку, словно собираясь сорвать поясок к лешему. Однако вовремя сообразила, что сверкающий ее балахончик весьма откровенно при этом распахнется, — и передумала.
Бог его знает, как бы дальше сложилась судьба завалинки, но тут на том самом месте, где недавно выпали прямо из воздуха два пушистых зверька, возникла веселая круглолицая баба лет сорока. Тоже в простынке,
— А вот и Маша Однорукая! — шумно возрадовался Леша в надежде, что драгоценная глыба теперь, может быть, и уцелеет. — Давай к нам, Маш!
Лика, весьма недовольная таким поворотом событий, вновь опустилась на завалинку, приняв одну из своих изящных и рискованных поз.
Ромка в недоумении оглядел пришелицу. До двух он вообще-то считать умел…
— А-а… — догадался он наконец. — Однорукая — это фамилия?
Лика досадливо повела бровью и промолчала.
— Да нет! — вскричал Леша. — Однорукая — это однорукая… Маш, а, Маш! Глянь, какого к нам орла занесло! Все на раз крушит! Сам видел!