Сокрытая
Шрифт:
Она помнила яркий свет. Резкий настойчивый запах, навевающий мысли о лекарственных препаратах. Множество ламп, стены светлых тонов и голоса. Один из них прозвучал совсем рядом.
– Боже мой! Кто мог сделать с ней такое?
Она вспомнила. Подвал. Монстры, избивавшие, насилующие и измывающиеся над ней всеми мыслимыми и немыслимыми способами. Тело болело так, словно по ней пробежало стадо быков. Нина не могла заставить себя пошевелиться. Она и не хотела. Уже жалела, что все вспомнила, хотелось бы ей не приходить даже в это непонятное состояние, между сном и явью. Собственное тело вдруг стало для нее ловушкой. Клеткой, из которой не сбежать.
–
– воскликнул тот же голос, вроде бы женский. Ему ответил второй, тоже женский.
– Натерпелась, бедняжка, это уж точно! Говорят, это ее муж так...
– Да ты что! Его арестовали?
– Да посадили уже. Вроде бы он в камере повесился.
– Никак совесть замучила? Ублюдок!
Они продолжали свою болтовню, эти голоса, сводящие ее с ума. Утверждающие, что человек, которого она любила - мертв, осужденный за то, что сотворили с ней его убийцы. Но здесь, в этом месте - своеобразном чистилище ее разума, она могла не чувствовать ничего. Чувства, размышления, воспоминания, они для той Нины, что отключилась на полу грязного подвала, сломленная и телом и духом. А может, она там и умерла? Животрепещущая боль, кричащая во все горло настойчиво билась в ее разуме, требуя, чтобы ее впустили. Там, в мире реальном, у Нины не останется выбора. Здесь же, она может забыть ее. И она забыла. Убежала. Закрыла за собой все возможные двери, возвела все барьеры, на какие только способно было ее сознание, и поклялась себе никогда не открывать их. Но вот они открыты вновь, мятежным элементом ее собственного разума, возомнившим себя богом в этом иллюзорном мире, в который она сбежала от кровоточащей, разбитой вдребезги реальности. Возможно, она противостояла сама себе, это не имело значения. Здесь, она творец. И никому не позволено стоять у нее на пути, даже ей самой.
10
Наваждение исчезло, и мнимая богиня попятилась, в ужасе от того, что она высвободила. Ее свет больше не сиял подобно десяти тысячам солнц. В окружившей все вокруг тьме, он стал вдруг слабым пламенем свечи. И только экран на стене, являвшийся своеобразным окном в реальность, выделялся в сплошной черноте.
– Нина...
– потрясенно прошептала Аполлион.
– Это была ты с самого начала.
Нина не ответила. Ибо Нины здесь не было. Стоя на коленях и опустив голову, сокрытую тьмой капюшона, являясь средоточием окружавшей их черноты, что клубилась вокруг нее подобно дыму, она была не Ниной. Даже не Тенью. Она с самого начала знала...
– Имя мне Аваддон, - сказала она, медленно поднимая голову и мнимая богиня содрогнулась, лицезря под капюшоном безликую маску с непрестанно текущими дорожками кровавых слез. Настоящая богиня поднялась в полный рост. Или, может быть, дьяволица. Кто сказал, что есть разница? Аполлион попыталась защититься, но слабый свет ее, брошенный подобно копью, потонул в завихрениях живой тьмы, тогда как богиня, простершая руку на свою соперницу, без труда пронзила ее выросшим из тьмы за ее спиной потоком крови, пригвоздив лжебогиню к ее былому трону.
– Твой путь окончен, - произнесла Аваддон, подходя ближе, не смотря на окружавший лжебогиню свет, словно не он, всего мгновение назад, едва не выжег все ее естество.
– И здесь царствию твоему конец.
– Остановись, - с трудом пролепетала Аполлион.
– Ты не ведаешь, что творишь. Я нужна тебе... Нина... вернись, еще не поздно...
Ответа не последовало, вместо этого, кровавая лоза,
– Думаешь, ты сильна?
– дрожащим голосом вопросила Апполион.
– То, что ты прячешься здесь от всего мира, не изменит случившегося... Ты не можешь вечно прятаться здесь, и месть тебе тоже не поможет. Ты просто трусливо сбежала, отвернувшись от боли и памяти о дорогих и близких!
Аваддон обуяла ярость. Зарядив кулак силой, дымящейся вокруг нее черноты, она снова и снова наносила ей удар за ударом, выкрикивая: - Заткнись! Заткнись! ЗАТКНИСЬ!!!
– Тебе не убить меня, - прохрипела угасающая лжебогиня.
– Ты и я. Мы одно целое...
– Больше нет, - отрезала богиня воссиявшая тьмой. Она воздела руку над головой и чернота зашипела за ее спиной. Из нее вырвались десятки лоз струящейся крови, вонзаясь в тело Аполлион. Затем, словно по команде, они развернулись, разрывая ее грудную клетку, обнажая сокровенную суть ее внутреннего мира, что изливался жидким светом в безразличную тьму. Подойдя вплотную, Аваддон вырвала у соперницы едва бьющееся сердце. Мгновение она созерцала его, разъедавшее светом ее темную плоть, затем сжала, мгновенно раздавив его в кулаке. Так Тьма восторжествовала над Светом. Лжебогиня была мертва.
Аваддон почувствовала опустошение. Без преувеличения, она только что уничтожила часть самой себя. Причем, возможно, часть далеко не самую худшую, а возможно и самую лучшую. Но вместе с тем, пришло и облегчение. Тяжелый груз сомнений, не прошеных угрызений совести, моральный тормоз, гигантская, непосильная тяжесть, была отброшена, как что-то ненужное. Канула в небытие, вместе со своей старой слабой личностью, которая могла лишь плакать, лежа на грязном полу, побитая, униженная и сломленная. На смену ей пришло нечто другое. И это нечто затаилось, подобно хищному зверю и выжидало, хладнокровно подстерегая жертву.
Отмщение - единственная мысль в ее голове, отныне и навсегда.
– Блин, Чиж, нахрена самим к этой девке переться? Мало что ли шестерок разных? Кого хочешь шли. Али вообще, главврачу местному звякнуть, сам сделает, он у нас давно на крючке. Вякать не станет.
Они стояли у входа в больницу. Два прилично одетых человека, ведущие кошмарный разговор, как по сути, так и по содержанию. Они не прятались. Не понижали голос, хотя пришли именно за тем, что бы скрыть кое-какие свои грязные делишки. Чиж был хмур и сосредоточен. Рябой же явно не понимал серьезности ситуации, чем уже начинал его бесить.
– В последний раз, когда я доверился шестеркам, получилось полное говно, - холодно отрезал он.
– Дал простое поручение - удостоверьтесь, что девка сдохла и скидывайте труп, - Чиж сердито ударил кулаком в ладонь для пущей наглядности своего негодования.
– И тут умудрились обосраться!
– Да блин, Чиж, вот как есть, мертвая была, почитай не дышала. Не двигалась, точно кукла, куда уж ей отживать... И место глухое выбрали, угораздило же какую-то сволочь туда нос засунуть!
– Закройся!
– прикрикнул Чиж, проходя мимо регистратуры и немало поразив окружающих, которых он, впрочем, не замечал. Шел он так, словно людей вокруг него не было. Должно быть, так нерадивый пастух движется через уже довольно осточертевшее ему стадо - кого отпихнет, кого пинком подвинет.
– Надоело слушать твой гнилой базар, просто завали хлебало и двигай следом!