Сокрытые в веках
Шрифт:
– А это тот крокодил, помнишь – вчера мы его видели? Он плавает себе в реке, а эти взяли и испугались.
– Как же, – снова захорохорился Итой, – крокодила они испугались! Это только предлог. Видел я, как они от нас улепетывали, аж поджилки тряслись. Попомнят еще старого Итоя! – и погрозил кулаком вслед уплывшей лодке.
Рене тоже смотрел на реку, глубоко задумавшись. Он покачал головой и сказал:
– Какой же я все-таки дурак!
– О чем это ты? – удивился Доменг.
– Мне почему-то показалось, что до этого мерзавца Жана можно достучаться. Я-то перед ним распинался! А он давно уже сладил со своей совестью.
Было
Маленький отряд сворачивал лагерь. Итой, кряхтя и хватаясь за поясницу укладывал кухонную утварь, бывшую в его ведении. Ликующий день разгорался, но не радовал молодых людей. Они совсем приуныли перед близкой разлукой. Дело у них не спорилось – все трое двигались вяло и медленно, нехотя складывая дорожный скарб в лодку.
Неожиданно Доменг преградил дорогу Метте, когда она шла с очередной сумкой к реке.
– Метта, – взмолился он, сильно волнуясь, – неужели ты ничего мне не скажешь? Вот так и уйдешь, просто исчезнешь из моей жизни?
Видя, что она молчит, опустив голову, он в отчаянном порыве схватил ее за руки и воскликнул:
– Если ты не можешь быть человеком, научи, как стать драконом!
Лицо Метты оживилось и вспыхнуло, глаза дивно просияли.
– Каждый может стать драконом, – сказала она, – и для этого совсем не обязательно выглядеть, как дракон.
Рене, услышав их разговор, подошел поближе.
– Идемте, – позвала Метта, – нам надо подняться на гору. Я хочу, чтобы вы это увидели.
Оставив Итоя на время одного, они углубились в джунгли, обходя крутые склоны горы, в поисках удобного для подъема места. В лесу, под плотным сводом сплетающихся ветвей, царил зеленый полумрак. Кругом журчали серебристые ручьи, неутомимо стремясь к реке. В скалистых расщелинах шумели радужные водопады. У их подножий, в круглых каменных чашах синели прохладные заводи. Яркие попугаи вертели хохлатыми головами, сверху придирчиво разглядывая незваных гостей то одним, то другим глазом.
Рене вглядывался в кроны деревьев, рассчитывая увидеть хотя бы одного орангутанга, которыми с незапамятных времен славился Борнео, «лесных людей», как называют их местные жители, но не надеялся, что повезет: интенсивная вырубка лесов на Борнео и торговля животными поставили орангутангов на грань вымирания.
Доменг, который тоже обшаривал взглядом проплывающие над головой ветви, внезапно остановился и окликнул Рене:
– Смотри, смотри, кто это там, наверху, вон – на толстой ветке!
Рене пригляделся и радостно вскрикнул. Высоко, еле видный среди густой листвы, распластавшись на суку, предавался сиесте бируанг – маленький малайский медведь, одетый в лоснящуюся черную шкуру, с оранжевым пятном на груди.
– Сейчас мы его приблизим, – сказал Рене, направляя на мишку видеокамеру.
– Вот это подарок! Молодец, Доменг!
Налюбовавшись экзотическим зверем, они двинулись дальше, ведомые своей разноволосой подругой. Постепенно лес стал редеть. В просветы трепетной листвы пролились прямые, как стрелы, лучи солнца, наполненные золотистой дымкой, и высветили пятнами изумрудную траву и тонкие папоротники. Здесь начали
Метта взяла друзей за руки:
– Теперь забудьте обо всем – только смотрите и слушайте.
Все их чувства вдруг разом обострились. Огромный мир придвинулся вплотную и хлынул в распахнутые души, наполнив их восторгом бытия. Земля открыла им благоуханные объятия, представ во всей своей первозданной красе. Теперь они могли видеть все сразу и все в отдельности.
В ослепительных просторах мирозданья жил и ворочался предвечный океан. В его голубом безбрежье шумно вздыхали киты. Неумолчный гомон птичьих гнездований стоял над далекими манящими островами; у их неприступных берегов океан кипел телами голубоногих олушей, которые бесстрашно падали с высоты, пронзая синюю толщу воды, как меткие наконечники копий. Над ними взрезал воздух черный фрегат, высматривая разбойным глазом легкую добычу.
В африканской саванне ураганом неслись стада антилоп, сотрясая землю топотом копыт.
В дебрях Новой Гвинеи исполняли брачные танцы райские птицы, красуясь сказочным оперением и воздушными плюмажами.
Таежные сосны и кедры вонзались верхушками в небо. Из разлапистых ветвей голубой ели выглядывали желтые кисточки ушей осторожной рыси, и черная тучка-белка, бросив в испуге шишку, пряталась в хвойном сумеречье своего дупла.
В пыльных прериях яростно бил копытом нетерпеливый бизон, склоняя лобастую голову и раздувая ноздри в ожидании могучего противника.
Среди ревущих бурунов горной реки, на мокрых камнях, охотился бурый медведь и недовольно рычал, упустив вожделенную рыбу.
Верный волк в серебряной шкуре спешил с добычей в логово к своей подруге, мечтая встретить благодарный взгляд лучистых очей.
Грохочущий водопад низвергал пенные потоки в великую реку, лелея немеркнущую радугу в облаке водяной пыли.
Хрустальным блеском переливались льдистые пики нескончаемых горных хребтов.
В их обрамлении, как драгоценные камни в оправе, покоились иссиня-небесные озера, и горы посылали свежий ветер с вечно-заснеженных вершин, чтобы прикоснуться к лучезарной озерной глади.
Земля-красавица медленно поворачивалась в истоме, в сознании собственного совершенства, забыв на время свои обиды под восхищенными взорами – умолкли ее рокочущие недра; над океаном нарождающиеся смерчи подняли грозные головы и покорно растеклись, рассеялись по поверхности; ворча залегли в оврагах и расселинах шквалистые ветры – Великая Мать купалась в неге, паря в невесомости, окутанная ореолом ласкающих солнечных лучей.
И каждый шорох, каждый вздох, всплеск и всполох летел сюда, на скалистый выступ, зависший в безвременье над миром, где стояли трое друзей, соединясь в крепком рукопожатии, и в этот миг наивысшего откровения каждый из них готов был поклясться, что слышал музыку сфер и видел улыбку Бога.