Соль этого лета
Шрифт:
Внутри взрыв…
Дёргаю плечом, освобождаясь от притормаживающей руки друга.
— Не лезьте, пацаны, — прошу их я. — Как будет, так будет.
— Ну, пздц… — зажевывает мат Шмель.
— Рустам! Иди сюда.
— Что?! — дёргает бровью.
— Тарханов, уйди! — рявкает Бес, мгновенно словив волну и эмоцию.
Игнорирую.
— Иди сюда! — делаю несколько шагов навстречу.
Провоцируя, несколько раз подпрыгиваю на месте, как пружина.
По мышцам от адреналина такой ток, что едва держу себя.
— Ты,
— Да чтоб вас… — шипит мучительно Бес, корячится, пытаясь встать.
— Залетел на татами! — командует мне Рустам, тыкая пальцем в сторону ковра.
— Там тебе не место, Рустам!
Оскаливаемся друг на друга. Мо"e забрало падает. Хватая за грудки, с размаху лбом ломаю ему нос. Вскрикнув, застывает на месте, хватаясь за лицо. И все застывают! Тишина…
— Внезапно, да?! — зло смеюсь я. — Какая досада! Так это было, когда ты Ал"eне кости ломал?! Или так?? — срываюсь и успеваю ещё несколько раз впечатать ему кулаками в табло, до того, как раздаётся резкий свист Бессо.
— Разнять! — рявкает он.
Но мы уже, сбив с ног, катимся по песку, убивая друг друга локтями, коленями, кулаками… Ловим на взаимный удушающий. Горло перехватывает, в глазах темно. И в этот раз, я тем более хер его отпущу!
Хрипим, мышцы дожимают на автопилоте, сознание уплывает.
Нас тянут в разные стороны, выламывая пальцы. Но мы как стаффы, челюсти уже сомкнулись и там дохуя атмосфер!
— Тарханов, отпускай!! — орут на меня пацаны.
— Марат! — отключаясь, слышу я отчаянный крик Алёны.
И вс"e-таки нас растаскивают, наваливаясь горстями сверху, заламывая руки.
— Мар! — пальцем поднимает мо"e веко Яша.
— Нормально… — мямлю я, морщась и дергаясь. Но сверху пара сотен кг.
Лежу на животе, щекой на песке, пытаясь втянуть побольше воздуха, через травмированное горло. Во рту соль и железо.
И также тяжело, как собака дышит он. Его окровавленное и перекореженное лицо в метре от меня. Губы порваны, на глазах вс"e отекает.
— Сдохни, мразь! — хриплю, улыбаясь ему яростно.
Сплевывает кровь на песок, зубы сломаны. Глаз не открывается.
Вижу кроссовки Беса.
Встаёт между нами.
— Да отпустите вы его! — пытается убрать Алёна, удерживающие меня руки пацанов.
Её прохладные ладони скользят мне на лоб, потом на горло.
Заломленную руку наконец-то отпускают.
— Пусть лежит от греха, — продолжают держать пацаны.
Глаза Рустама закатываются. Отключился.
Бес делает глубокий вдох.
— Скорую вызывай, Ал"eн.
Оглядывает пацанов.
— Драки никто не видел, ясно? Кто её начал, тоже никто не видел. Только я.
— Ясно! — встают пацаны, отпуская меня.
— Ушли все.
Хватается за голову.
— Так… Мать твою, Тарханов… Алёна, отойди от него, он в порядке. Рустама, давайте, реанимируйте с Любой. Только ментов нам не хватало!
Присаживаюсь
Бес садится рядом.
Вокруг Рустама суета. Он приходит в себя. Дезориентированно и тупо моргает заплывшими глазами. Его уводят.
— Ты не имел права замять её избиение, — хриплю я. — Как ты мог?!
— У меня были на то причины. Я не мог его тогда посадить.
— Не могло быть никаких причин! Никаких!! Я не буду у тебя больше тренироваться, — в сердцах заявляю я. — Хочу уйти из команды.
— Это твоё право, Марат. Я дам тебе самые лучшие рекомендации.
Моё сердце ещё раз разбивается. Мне страшно, что авторитет Беса больше внутри меня не будет давать ориентиров.
— По этой ситуации… — продолжает он. — Так как я больше не твой тренер, лещей ты от меня за эту выходку не получишь. И комментариев тоже. Но, если дойдёт до ментов, ты должен говорить, что он ударил первый. У Рустама приличный анамнез, а ты у меня чистый перед ментами. Я буду свидетельствовать, что драку начал он. Понял меня?
— Ты же не можешь его посадить!
— Не мог. Теперь — не принципиально.
— Почему?
— Когда это всё произошло, отец лежал с обширным инфарктом в больнице. Эта новость его бы добила. Я сделал так, как посчитал возможным, чтобы спасти его и дело всей его жизни — школу. А с Рустамом у нас бой на другом «ковре». Может, я и не прав, но это мой выбор и моя ответственность.
«Врата небес», — вспоминаю я уважительное отношение Бессо к родителям. И сколько он нам всегда втирал про это, что мать и отец — это не порицаемо. Особенно Шмелю, тот всегда с родоками в контрах.
— Ясно.
Вс"e понимаю. Сердцем принять вс"e равно не могу! Оно кувыркается в груди от мысли, что Алёна пережила жесть. И её никто не защитил.
— Сейчас умойся, пусть девочки снимут побои. Бумаги в «травму» отправят.
— Да, какие побои?! — сплевываю кровь.
— Травма гортани, закрытая черепно-мозговая, пусть ещё напишут что-нибудь. Множественные ушибы тканей. Что там обычно? Они сами знают. Давай…
Киваю.
Мне так внутри тяжело уйти от него сейчас. Хочется, наверное, чтобы убеждал меня, что вариантов не было! Хочется, чтобы его авторитет, который сейчас рухнул во мне вернулся на своё место. Без него пусто. Словно из дома выгнали и идти некуда.
Растерянно глядя ему в глаза протягиваю руку. Он пожимает, ровно глядя мне в ответ.
Это вс"e?..
Хромая, иду в мед кабинет. Не для того, чтобы меня лечили. Или снимали побои. Я в порядке. А напишут что надо, они и без меня.
Мне нужно просто закрыть эту историю для себя. Самое обидное то, что Алёна во мне не увидела защитника. Только мальчишку… Ничего не доверила! Скрывала, пыталась за спиной что-то там…
Возле крыльца Скорая. Забирают Рустама. Я ухожу в кабинет сажусь на кушетку.