Соль под кожей. Том второй

Субботина Айя

Завольский заплатил мне со счета этой «прокладки».

Я беззвучно скриплю зубами.

Есть одно первое правило, когда создаешь подобные махинации с отмывом денег — никогда не оставляй следов, никогда не создавай связей. Заплатить человеку, который сделал схему, одним из компонентов этой схемы — все равно, что обвести его имя красным маркером. Теперь, если под схему начнут копать — связь с моим именем будет найдена быстрее, прыщ на жопе слона. Завольский-старший подстраховался, и если бы вдруг мне захотелось слить схему,

то единственным, бултыхающимся на поверхности причастным к ней лицом оказалась бы тоже я.

Старый боров все просчитал, ко всему подготовился.

Он просто всегда и везде наготове.

Вот в чем дьявольский секрет его непотопляемости — он никому не доверяет и всех подозревает.

Никогда не думала, что скажу это, но у этого чудовища есть чему поучиться.

— Валерия Дмитриевна? — Копытин привлекает мое внимание громкими щелками замков дипломата. — Полагаю, вопросов больше не будет?

— Нет. — Развожу руками. — Больше никаких вопросов.

Беру его тяжеленный долбаный «Паркер» и ставлю на полях свой размашистый росчерк.

Хорошо в этом долбаном дне только одно — я, хоть и просчитываюсь, но тоже умею думать и просчитывать наперед. Иногда чуточку дальше, чем старая жирная скотина.

— Что-то не так с моей подписью? — издевательски интересуюсь у Копытина, который пристально разглядывает мои закорючки, прежде чем спрятать их в дипломат.

— Просто убедился, что мы друг друга правильно поняли, Валерия. Юрий Степанович позвонит вам в течение дня — будьте готовы предоставить ему отчет о состоянии дел.

Подмывает спросить, какой кнут меня ждет в случае, если я не возьму трубку, но на этот раз успеваю поймать зубами свой длинный язык. Завольский сделал ход, он думает, что контролирует ситуацию.

— Всего доброго, Валерия Дмитриевна.

Копытин откланивается и уходит, не закрывая за собой дверь, и когда в просвете я вижу перепуганное лицо моей помощницы, на душе почему-то становится легче. В отличие от них, привыкших жить на широкую ногу и не задумываться, откуда деньги, ситуация с проверкой выглядит просто настоящей катастрофой. А я так или иначе, готовилась к такому повороту последние шесть лет. Может, не в таком формате и в более выгодной позиции, но морально была готова к тому, что рано или поздно ситуация развернется именно таким образом.

— Юля, сделай мне кофе, — приказываю этой глазастой перепуганной девице, брезгливо отодвигая на край стола нетронутые чашки с чаем. — Нет, — задерживаю ее на полпути к кофемашине. — Принеси из той кофейни, что кварталом ниже. Два стаканчика, без сахара, американо на двойной порции кокосового молока.

— Ддда, — почему-то заикается девчонка, и с облегчением выбегает из кабинета.

Я разглядываю свой идеально убранный рабочий стол.

Потом документ, который Завольский заставил меня подписать.

Какого… черта?

Закидываю на плечо сумку, беру две своих главных

рабочих папки, в которых в нужном мне порядке собрана вся самая необходимая рабочая информация. Не потому, что без них я как без рук — бОльшая часть всего этого надежно сохранена у меня в голове, но по старой традиции, при переезде в новый кабинет нужно обязательно взять что-то из старого.

Когда иду по коридору, лица у всех встреченных сотрудников такие, будто они увидели привидение. Нарочно игнорирую редкие попытки некоторых остановить меня вопросами. Поднимаю на лифте на тринадцатый этаж — святая святых старого борова, здесь кроме пары кабинетов его приближенных шавок находится его личная берлога. Любит даже в таких мелочах подчеркивать свой избранный статус.

В коридорах здесь всегда стоит комфортная температура — двадцать два градуса. В офисе даже байка ходит, что Завольский любит заявляться с градусником и если не дай бог есть отклонения от «золотого стандарта» — могут полететь головы у всех, кто находится на этаже, даже у сотрудников никаким боком не причастной к этому бухгалтерии. Не думаю, что это права, при всем моем личном мнении о старом борове, но ему не нужен повод и не нужен градусник, чтобы одним щелчком уволить даже половину офиса.

— Валерия Дмитриевна? — удивленным взглядом встречает меня Оксана Игоревна, главбух. — Добрый день. А Юрия Степановича…

— … нет, — продолжаю ее очевидную реплику. — Я в курсе.

— Но… — Она хмурится и начинает вертеть головой в поисках помощников. — Вам лучше подождать, когда он приедет и позовет вас к…

— Оксана Игоревна, вы разве здесь на должности сторожевого пса? Я думал, вы главбух, но если вдруг вам по душе стеречь дверь в кабинет Юрия Степановича, я охотно предоставлю вам такую возможность. С соответствующим окладом.

Наверное, байка про градусник не так уж далека от истины, раз они все тут трясутся от мысли, что без разрешения Завольского на этаже может находится кто-то из «нижних».

Главбухша моментально закрывает рот и быстро семенит в противоположную сторону.

Дальше до кабинета я добираюсь уже без встреч, но в приемной Завольского меня ждет еще один охраняющий врата Ада Цербер — его секретарша Ниночка. Трех голов у нее нет, зато есть ярко-красные острые «стилеты» длинной с еще один палец.

— Валерия Дмитриевна. — Она, как обычно, не удосуживается даже формально меня поприветствовать. — Юрия Степановича нет на месте.

— Я в курсе. — Отвечаю на ее безразличный взгляд своим весьма довольным.

Жаль, что Ниночка настолько тупа, что даже не в состоянии увидеть в этом предупреждение.

— Я позову вас, если он приедет.

— Боюсь, Юрий Степанович еще не скоро здесь появится.

— Я позову вас, Валерия Дмитриевна, — начинает раздражаться этот говорящий предмет декора. — Можете оставить это здесь, — кивает на мои папки.