Соль под кожей. Том второй
Шрифт:
— Именно за этим и пришла.
Под аккомпанемент ее выпученных удивленных глаз, прохожу через всю приемную до кабинета Завольского, коленом открываю дверь и с громких хлопком бросаю папки на его всратый дизайнерский стол из баснословно дорогого куска мрамора на ножках из не менее редкой древесины.
Пресс-папье, стоящее тут только для вида, слабо подпрыгивает и начинает раскачиваться как лодка в шторм.
— Валерия Дмитриевна…! — начинает захлебываться Ниночка, но каким-то чудом закрывает рот, когда натыкается на мой многозначительно посылающий ее на свое рабочее место взгляд.
— Мне надо чтобы вы набрали мне кое-что, Нина. Прямо сейчас. А вопросы с вашим начальником, я решу сама. Или, если хотите, можете прямо сейчас позвонить ему и пожаловаться на мой произвол. Посмотрим, кого из нас он уволит раньше — тебя, за то что названиваешь ему в девятом часу утра или меня, его невестку.
Нина сглатывает, краснеет от злости и как цапля, на негнущихся ногах, идет в приемную на свое рабочее место. Иду за ней, на ходу открываю в поисковике первый попавшийся текст (почему-то с сайта о географии и полезных ископаемых).
— Что?! — нервно спрашивает Нина, когда становлюсь рядом с ожидающим видом.
— Диктовка, Ниночка.
— Я не… — Вздыхает и с вымученным видом задерживает над клавиатурой ладони с растопыренными пальцами.
«Пианистка хренова», — мысленно посмеиваюсь над ее попытками казаться профи.
Ставлю телефон на таймер так, чтобы она этого не видела и без предупреждения начинаю диктовку. Она пытается возмущаться, но продолжаю читать, не сбавляя темп. Когда до Нины доходит, что она набирает какую-то фигню, она цыкает и громко, чтобы перекричать меня, заявляет:
— Я не буду это делать, Валерия Дмитриевна! Это просто издевательство! Юрий Степанович обо всем узнает!
Я продолжаю монотонно добивать текст, пока таймер не сигнализирует об окончании обратного отсчета. Нина и после этого ничего не понимает, и продолжает таращиться н меня своими коровьими глазами. Мою просьбу распечатать то, что она набрала, тоже игнорирует. Приходится сделать это самой, и все это время Нина трется вокруг меня как змея.
— Думаю, здесь вряд ли наберется хотя бы сто знаков, — показываю напечатанный ею десяток слов. — И я навскидку нашла три ошибки и две пропущенных запятых. Стандарт скорости набора для секретаря — сто восемьдесят знаков в минуту. Для секретаря «ТехноФинанс» — выше двухсот. Я догадываюсь, по какой причине тебя держал здесь Завольский-старший, но здесь его нет, а у меня нет члена, поэтому ты — уволена.
— В смысле? — недоумевает Нина.
— Пять минут на сборы, и если я выйду и, не дай бог, ты еще будет здесь, то из офиса тебя выведут под руки у всех на глазах.
— Ты сумасшедшая?
— Время пошло. — Сую ей под нос новый таймер на моем телефоне и захожу в кабинет.
Завольский, конечно, большой любитель пользоваться положением и трахать все, что шевелится, но даже надувную куклу натаскал бы ему докладывать. Ниночка — в этом можно не сомневаться — будет исправно стучать своему щедрому боссу обо всем, что творится в кабинете.
А старому борову лучше какое-то время не знать, что я собираюсь устроить революции и свергнуть законную власть.
Глава сорок
Глава сорок четвертая: Данте
Прошлое
Я с облегчением смотрю на розовеющую линию горизонта.
Еще одна бесконечная ночь закончилась.
Еще одна ночь, которую я провел в копании призраков прошлого и всех наделанных ошибок. В последнее время это моя единственная компания, «толпа», которая всегда готова меня высмеять, затолкать обратно в грязь и даже побить камнями.
Я почти перестал нормально спать, а когда удается — это всегда ненадолго и я вскидываюсь посреди ночи от адской боли в груди. Или — еще хуже — от ее полного отсутствия.
Пятый час. Я спускаю ноги с кровати, распрямляюсь, массируя затекшие конечности — крутился всю ночь, но как будто провел в колодках последние несколько часов. Встаю, но прежде чем сделать первые шаги, жду, пока уляжется головокружение. Наощупь беру с прикроватной тумбы пачку сигарет, вдыхаю легкими горький дым и закрываю глаза, ожидая, что слабость отступить. Конечно, ни хера это не так, просто идиотское плацебо, которое с каждой затяжкой делает только хуже. Но какая разница, если боль ненадолго отступает и в голове появляется ясность, а мой ум, притупленный очередной тяжелой бессонницей, обретает прежнюю остроту.
Босыми ступнями шлепаю из спальни, цепляюсь взглядом за лужицу кружевного женского белья на полу с биркой охуенно дорого бренда. Тяну носом воздух, пытаясь понять, чем это воняет, но когда желудок реагирует на вонь громким урчанием, доходит, что это самый обычный запах жареных яиц. Вероятно, немного подгоревших.
— Лори? — почему-то машинально называю ее имя, хотя это никак невозможно — она сейчас на другом материке.
А еще я слишком сильно ее люблю, чтобы раздевать и трахать.
Из кухни высовывается совершенно голая Юля, оценивает мой видок очень критическим взглядом.
— Три яйца ситуацию не спасут, но это все, что я нашла у тебя в холодильнике, Шутов.
— У меня только один вопрос. — Прохожу на кухню, сажусь за стойку и внимательно изучаю последствия ее пребывания на моей хирургически чистой кухне. Не потому что я пиздец какой чистюля и аккуратист — просто с самой покупки квартиры я ни разу не использовал ее по назначению. — Тебе делать больше нечего?
— С детства не могу пройти мимо голодной собаки, — не отвлекаясь от своего занятия, с насмешкой отвечает Юля.
— Всегда делаешь это голой? — Смазанным взглядом прохожусь по ее формам, ловя себя на мысли, что не понимаю, почему вчера мы снова оказались в одной постели. Сейчас мой член не поднимет даже строительный кран. Впрочем, я говорю это на протяжении уже нескольких месяцев.
— Шутов, тебе не удастся испортить мне настроение. — Она поворачивается и с видом хорошо выполненного долга, ставить передо мной сковороду прямо на столешницу из цельного куска мрамора. — Мне было хорошо, тебе, судя по всему, тоже. Я выспалась, отдохнула и морально заряжена на хорошие дела. Вот, — тычет лопаткой в яйцо, поджаренной до нужной консистенции, — начала день с чистки кармы, так что ешь, пока не остыло.