Соль под кожей. Том второй
Шрифт:
В нашем с Данте плане не было строчки о том, что Завольский-старший может вдруг переключиться на меня в качестве «объекта страсти». Меня от одной мысли об этом мутит.
— Ладно, а теперь к делу, — неожиданно резко меняет тему старый боров, и я с трудом сдерживаю улыбку облегчения. Понятия не имею, что сделала бы, если бы он решил не ограничиваться одними намеками. — Машка все равно уже знает про фонд и распиздела все своим адвокатам. Замять это дело не получится. Но я лучше за жопку себя укушу, чем отдам этой твари хоть копейку
Он выпрямляет руку и грозит пустоте фигурой из трех пальцев, приговаривая, что ровно столько она от него получит, еще и с солью, и с хреном.
— Что я должна сделать? — спрашиваю первой.
— Умница, — одобрительно кивает он, но меня снова одолевает чувство рвоты потому что теперь в его глазах что-то бОльшее, чем просто одобрение послушной шестеренки в его финансовой машине. — Нужно перекачать бабло в те «прокладки», которые обеспечивают функционирование схемы.
«Спокойно, Лера, просто спокойно, — уговариваю себя не начать прыгать от радости. — Ты каждый день, шаг за шагом, приближала подходящий момент. Вот он. Осталось совсем немного».
— Без проблем, — беззаботно пожимаю плечами. — Я займусь этим с утра. В зависимости от суммы, на это может понадобиться от двух до четырех недель. Если делать быстрее, можно нарваться на финмониторинг.
— Четыре недели… — бубнит под нос Завольский, достает из внутреннего кармана пиджака ручку, чиркает что-то на салфетке и показывает мне. — Сколько на это уйдет времени?
Я знала, что у него дофига бабла. Предполагала, что эта сумма может быть значительно больше моих приблизительных подсчетов, но в цифре на салфетке столько нулей, что мне нужна пара секунд, чтобы ее «переварить».
— Шесть-восемь недель, — озвучиваю самые адекватные сроки, в которые смогу все это сделать. И прежде чем старый боров озвучил требование сделать быстрее, предупреждаю: — Это те сроки, за которые деньги можно будет раскидать безопасно и максимально «тихо». Чтобы адвокаты Марии Юлиановны ни к чему не смогли прицепиться, когда она узнает, что фонд… банкрот?
Завольский довольно хрюкает и обваливается на спинку кресла.
— Получишь свои пять процентов за хорошо сделанную работу, — бросает с барского плеча.
— Десять, — торгуюсь я.
Он гадко смеется, называя меня сначала умной сукой, а потом — башковитой девкой. Но все-таки соглашается. Мы оба знаем, что за такие махинации, особенно когда на носу висит перспектива потерять вообще все, принято расплачиваться «пятьдесят на пятьдесят», но Завольский считает себя умнее всех, а меня — просто трудолюбивой букашкой, которая схавает, что дадут и не поморщится.
— И я хочу еще кое-что, — говорю, когда Завольский отпускает меня взмахом руки. — Верните, пожалуйста, моего мужа. Теперь, когда мы все выяснили, Андрей может вернуться?
— Зачем он тебе? Пусть погостит в отеческом доме, у отца под присмотром.
— Рядом с Региной? — позволяю себе
— Регине стало не хорошо, и она находится в медицинском центре, — слегка раздраженно и нехотя бросает старый боров. — После того, как врачи разрешат, она поедет гостить к матери. Далеко за пределы нашего прекрасного города.
Я копчиком чувствую, что на этот раз Завольский не спустил дело на тормозах. Однажды он уже простил ей грубое вмешательство в его жизнь, но повторную ошибку не простил бы даже куда более терпеливый человек, чем эта злобная тварь. Могу поспорить, что в том медицинском центре из Регины вырезали ребенка, а ее саму, разбитую и никчемную, Завольский просто вышвырнул как кожуру от мандарина, с пометкой «радуйся, что вообще осталась жива».
— Хорошо, тогда просто передайте моему мужу, что дома его будут ждать любимая ветчина, конфеты и вино.
Завольский раздраженным жестом машет, чтобы убиралась с его глаз, что я делю с огромным удовольствием и облегчением.
Это не совсем входило в мои планы, но так даже лучше.
Глава двадцатая: Лори
Глава двадцатая: Лори
Настоящее
Я подъезжаю к конюшням без десяти минут шесть, немного раньше назначенного времени. Не люблю опаздывать, поэтому во все незнакомые места, чье расположение знаю только по геометкам, всегда выезжаю заранее, чтобы была фора на «заблудиться», если вдруг заеду куда-то не туда. У меня в жизни случались такие конфузы даже с навигатором.
Но когда выхожу из машины, Вадим идет мне навстречу.
Сам. Без всяких там пафосных сотрудников конюшни, которых здесь наверняка человек тридцать, если не больше. Еще не очень поздно, и закатное солнце светит мне в лицо из-за его широкой спины. Прикладываю ладонь козырьком ко лбу, наслаждаясь видом этого роскошного мужика. Сегодня он снова в потертых джинсах, мешковатой толстовке, которая ни капли не скрывает его габариты. До сих пор не представляю, как мы вообще нормально потрахались без членовредительства. Но одна мысль о том, чтобы снова ощутить его между ног, заставляет меня буквально споткнуться на ровном месте. Вадим успевает поймать меня под локоть и страхует от падения.
— Привет, — здороваюсь слегка невпопад, одновременно настойчиво высвобождая руку.
— Привет, Лори. Крутая… обувь.
Мы оба пару секунд рассматриваем мои «казаки» на устойчивых приземистых каблуках. Минуту назад они были идеально чистыми, а сейчас носки уже полностью в пыли.
— Ты сказал взять сапоги, я подумала, что эти будут как раз.
— Приготовься к тому, что они будут в навозе, — посмеивается Вадим, и жестом предлагает пройти за ворота.
У него здесь реально целое ранчо.