Солдат идет за плугом
Шрифт:
"Как-нибудь…" А пока что Вася все равно не находился в помещении команды, как положено было по уставу, а брался за какую-нибудь работу. Так и сегодня. Он взял у Иоганна большущую метлу на длинном черенке и принялся подметать двор.
И хотя работал он яростно, с мыслями своими все-таки не мог совладать. Припомнил спор с Гарифом прошедшей ночью. Сержант снял его с поста и отправил спать. Как малого ребенка. Может, он это из жалости делает? А вдруг тут причина посерьезнее? Эти мысли впиваются в него, словно пиявки, и чем упорнее он работает
Двор уже подметен. Краюшкин остановился на минутку передохнуть и вышел за ворота подмести и "плац" перед замком. Его взгляд падает на львов, выбитых на железных воротах, и мучительные мысли принимают другой оборот.
"Подлые фашисты… — вот от них-то и все его несчастья! Сколько они преступлений совершили за годы проклятой войны. У этого погубили всю семью, разорили дом, у того покалечили руку, ногу, оставили без глаза… Опустошили десяток стран. А у него эти подлецы отняли доброе солдатское имя. Эх!"
— Здорово, солдат! — вывел его из задумчивости чей-то голос. Перед ним стоял — нос к носу — загорелый долговязый солдат в пилотке, сдвинутой на одну бровь, с автоматом поперек груди.
— Здравствуй, — ответил Вася и приостановился, подняв метлу. — Куда путь держишь?
— Да вот, вышел прогуляться малость. Дельце у меня одно. Фу, ну и пылищу же ты поднял! А как эта деревушка зовется?
— Клиберсфельд.
— Не слыхал… Стоит здесь часть какая-нибудь?
— Нет, нас тут всего несколько человек — на полевые работы присланы, — ответил Краюшкин.
Незнакомый солдат заметно оживился. Он проворно поправил сумку противогаза, набитую бог весть чем, и продолжал расспросы:
— Из офицеров никого нет? Ловко устроились, браток! Житье! Харч — первый сорт, и барахлишко попадается, наверно? Попадается, скажи уж? — приставал он, беспокойно сдвигая пилотку на другую бровь.
Краюшкин снова принялся мести.
— А у нас, браток, просто слезы, — разговорился солдат, не замечая, что Вася изменился в лице. — Офицеры, сержанты, ефрейторы. Все на нашу голову. А фрицы и гансы так наловчились, проклятые, — просто не узнать! Только спросишь насчет барахла — грозятся начальству пожаловаться! Туда их… Слышь-ка, парень, а как у вас тут насчет… фрау? Видно, по горло, — он провел пальцем по шее, многозначительно подмигивая, — хоть отбавляй, наверно? А? И ловко же вы тут устроились!
Пока он болтал, Краюшкин, словно не слыша его, выписывал метлой по земле полукружия — все шире и шире, оставляя позади себя чисто выметенную мостовую.
— Эй ты, простота! Чего ты такую пылищу поднял? — рассердился, наконец, прохожий солдат, отступая от клубов пыли. — В подметальщики к немцам нанялся? Кто кого завоевал: мы их или они нас? Да ты что, боец или шляпа какая? Почему ты немцев мести не заставишь? — укоризненно покачал он головой. — Я бы их согнал сюда всех до единого и не то что метлой — языком бы заставил все вылизать! Чтоб пылинки не осталось! Пригрозил бы вот этим, — он похлопал по диску автомата, —
Краюшкин отставил метлу и, внешне спокойный, подошел к солдату. Тот и моргнуть не успел, как диск автомата очутился в руках у Васи.
— Врешь ты все, шкура! Небось на фронте автоматом не грозился! Видали завоевателя? — он говорил тихо, словно опасаясь быть услышанным. — Нет, не такие, как ты, победу завоевали, такие молодчики по-честному не воевали! Вредитель ты, а не солдат!
— Эй ты, русский немец! Давай сюда диск! — бледнея, крикнул солдат, неловко стараясь сорвать с шеи автомат. — Ты что, не слышишь, гнида, подай сейчас же диск!
— Потише, потише, герой! — урезонивал его Вася. Заметив, что сумка противогаза зацепилась за ремень, автомата, он показал на нее глазами. — Потише, а то еще услышит кто-нибудь. Гляди-ка, у тебя из маски что-то течет!.. "Яйки", наверно? У хозяев спер? Эх, вояка!
С этими словами Вася, пятясь и не давая диск солдату, прошмыгнул в ворота.
— Подай сюда диск, слышишь, чучело гороховое! Давай диск, говорю, не то пришибу на месте! — кричал солдат, проходя за Краюшкиным во двор и с опаской поглядывая по сторонам.
— Предъявите, товарищ боец, воинскую книжку и увольнительную записку, — холодно сказал в ответ Краюшкин. — Мы находимся на чужой территории, а я — на посту.
— Сейчас ты у меня получишь увольнительную, туда твою в бога… — Солдат, наконец, освободил зацепившийся ремень и снял с шеи автомат. — Погоди у меня…
Тут он заметил длинную фигуру Иоганна. Старик вышел из сторожки и молча наблюдал за солдатами.
— А… на что тебе увольнительная? Уж не шпиона ли ловить собрался? — насмешливо спросил прохожий, готовый, видимо, обернуть все в шутку.
— Может быть, и так, — ответил Краюшкин неумолимо. — Предъявите воинскую книжку и увольнительную записку…
— На, смотри, — солдат показал документ, не выпуская его из рук. — А увольнительной у меня нету. Пожалуйста, можешь посадить меня на губу.
— Так… Перелистни страничку! Погоди, не торопись. Так. А теперь, что у тебя в сумке вместо противогаза, вояка? — спросил Краюшкин, внимательно проверив документ.
— На, бери! Так и знал, куда ты гнешь! — не выдержал солдат, собираясь вытряхнуть сумку перед Краюшкиным.
— Не здесь! Вон загородка в углу двора. Там уборная…
"Вояка" сверлил Васю злыми глазами, но делать было нечего: длинная фигура на пороге сторожки не двигалась с места — немец внимательно глядел на них.
Солдат пошел туда, куда указал ему Краюшкин, и вскоре вернулся с пустой сумкой.
— Ну, можешь идти, — сказал Вася и, не глядя, протянул ему диск. — Да смотри, прямо в свою часть!..
— Теперь небось рапорт настрочишь, — пробормотал тот, — небось…
— Ступай! — перебил его Вася, думая уже о другом. Он внимательно поглядел в окно флигеля, подошел к двери и отпер ее.