Солдат, который вернулся

Тамоников Александр

— Подожди, Петрович, — остановил соседа Роман. — У нас на селе магазин работает?

— Работает. Катька там продавщицей. Повезло, устроилась. Приглянулась хозяину.

— А кто хозяин, местный?

— Нет, мужик из района, на крысеныша похож, депутат какой-то. Арсением зовут, фамилию забыл, да и не нужна она мне.

— Значит, Катерина приглянулась ему? Это хорошо.

— Чего ж хорошего, если у этого депутата-бизнесмена семья в райцентре?

— А может, он влюбился в Катьку? Она на лицо красивая и фигурой удалась.

— Ага, еще как влюбился. Только не в Катьку, а

в то, что у нее между… да ты понял.

— Это ее дело. Без мужика-то несладко.

— Да был бы мужик, Рома, а то так, шлепок майонезный.

Николаев улыбнулся:

— Как ты назвал этого Арсения?

— Шлепок майонезный, а что? Кто есть, тем и назвал. Но пошел я, а то трубы горят.

— Так ты недослушал. У меня водки с собой нет. Надо купить.

— А на черта эта паленка нужна? У меня самогон получше любого коньяка будет.

— Тогда захвати, заплачу, а закуску пусть Гусь купит. Возьми деньги. — Николаев протянул соседу пятитысячную купюру.

— Куда столько-то?

— Пусть купит продуктов дня на два. Мне ведь есть что-то надо.

— Ладно.

— Давай, Петрович, а я пока багаж распакую да машину во двор загоню.

— Иномарка твоя, что ли?

— Нет, напрокат взял.

— Хорошо, видать, получал.

— Неплохо.

— У вас, военных, теперь пенсия ого! Побольше, чем зарплата у наших сельских начальников, наверное, будет.

— На жизнь хватит.

— Это если холостой. — Петрович с прищуром посмотрел на прапорщика.

Николаев улыбнулся и ответил:

— Да, не женат я, Петрович.

— Тогда еще и останется. Ладно, все. — Он поднял руки. — Ушел я!

Проводив соседа, Николаев распаковал сумку, разложил вещи, которые взял с собой из московской служебной квартиры. Он обошел дом, двор, забрел в сад. Но дождь не дал Роману пройтись по дорогим местам, знакомым с самого детства.

Вернувшись в дом, Николаев сел на кухне, достал пачку сигарет и закурил. Сможет ли он жить здесь? Вроде все вокруг родное, в то же время чужое. Долго он тут не был, с самых похорон отца. А Екатерина молодец, строго следит за порядком. Надо бы отблагодарить. Деньги она вряд ли возьмет. Подарок? А что именно?.. Дорогие духи? А если они ей не понравятся? Серьги золотые или колечко — не так поймет. Надо с Петровичем, а лучше с Мариной Викторовной посоветоваться. Конечно, она будет отговариваться, мол, ничего не надо, не за подарки или деньги Катька за домом смотрела. Но это поначалу, потом согласится и что-нибудь посоветует.

С улицы послышался скрип и скрежет. Николаев вышел на крыльцо. Оказалось, это Петрович катил тележку, заполненную дровами.

Роман перехватил ручки, сам потащил ее во двор и заявил:

— Чего это она у тебя как старая телега скрипит и колесо восьмеркой ходит?

— Надо бы смазать да гайки подкрутить, но все некогда, Рома.

— Развалится скоро.

— Да и хрен с ней. Ухажер Катькин, депутат, еще в том году новую подогнал.

— Подарил?

— Ага! Такие, как он, ничего не дарят. Подогнал по закупочной цене. Короче, дешево обошлось. А эту пора на свалку.

— Что ж это депутат зажался? Мог бы и так отдать.

— Говорю же, у этого Арсения зимой снега

не выпросишь.

— Он нравится Екатерине?

— Да ладно тебе! Только куда ей деваться?

— Что значит куда? Она же не рабыня.

— А где другую работу взять? Нет ее на селе. Если только в Москву податься и передком торговать, как Ленка Гусева.

— Петрович! — повысил голос прапорщик. — Прекрати!

— Да плевать мне на все.

Николаев опрокинул тележку под навес, взял пяток поленьев, вошел в дом через заднюю дверь. За ним шагал Петрович с такой же поклажей. Роман растопил печь. Дом быстро заполнился теплом. Да и на улице пока еще мороза не было.

— Гуся предупредил о приезде? — спросил Роман.

— А как же. Он уже должен из магазина прийти. Чего-то задерживается. Наверное, Катька ему допрос насчет тебя устроила.

— Он же ничего не знает.

— Эх, Рома, бабы есть бабы. Знает или нет — неважно. Если прицепится, то скоро не отвяжешься.

— А самогон?

— У меня не четыре руки. Сейчас тележку оттащу домой, принесу первачка. Маринка в бутылки разливает. Кстати, она тоже собирается зайти, посидеть с тобой.

— Пусть, я только рад буду.

— Нет, я сказал, что ты вечером сам к нам заглянешь. На хрена бабам мешать мужикам? Как раз и Катька с работы вернется, если ее крысеныш-депутат не увезет. Но вроде сегодня его джипа на деревне не было.

— На внедорожнике раскатывает?

— А то! У него же, почитай, в каждой деревне по магазину, кафе на трассе, в райцентре автосервис и еще что-то. Развернулся этот сучонок. При прежней власти его отец председателем райисполкома был. Такой же ворюга. Еще тогда на «Волге» ездил, а она стоила, как все дома на нашей улице. Так-то! Как это в книжках называется? Преемственность поколений?

— Коррупцией это называется.

— Одна хрень. — Петрович выглянул в окно и сообщил: — А вон и Гусь твой шкандыбает. Встречай, я за самогоном.

Друг детства ввалился в дом с шумом и большой сумкой:

— Рома, твою мать! Наконец-то изволил приехать. Дай-ка я обниму тебя, братан.

Николаев указал на сапоги друга, запачканные грязью:

— Ты кирзу сними. Катька тут прибирается, а ты будто специально дерьма поднабрал.

— Без базара.

Гусев сбросил в сенях сапоги, в носках, не надевая тапок, прошел в главную комнату, которую родители Романа по-стариковски называли горницей.

Он обнял друга и заявил:

— Кого-кого, Рома, а тебя я всегда рад видеть.

— На селе наших ребят не осталось?

— Почему? Есть кое-кто. Многие, правда, на заработках обретаются. Я вот тоже на десяток дней уезжаю склады охранять. У каждого своя жизнь. Да и корешился я по-настоящему только с тобой и еще с Шарниром.

— Он на селе?

Шарниром товарищи звали своего друга, Шарнина Александра Сергеевича.

— Нет, Саня в Москве, но не работяга какой. По ментовской линии пошел, сейчас уже майор, на Казанском вокзале в отделе служит. То ли начальником, то ли заместителем. Сюда редко приезжает. У Шарнира семья, двое детей, мать забрал, хата пустая на отшибе стоит. Ну а батя у него, сам знаешь, еще в девяностые утоп в пруду по пьянке.