Солдат не спрашивай
Шрифт:
Глаза рослого типа сузились. Все это время говорил только он, и два его компаньона, казалось, были удовлетворены подобным положением дел.
— Репутация стоит того, чтобы умереть за нее? — Он не мог скрыть своего удивления.
— Я был готов умереть за свою собственную в течение восемнадцати лет, — невозмутимо ответил Ян. — Сегодняшний день ничем не отличается от вчерашнего.
— И вы пришли сюда… — Рослый тип фыркнул. — Я этому не верю. Следите за ними, вы, двое!
— Можете верить или не верить, — продолжал Ян, — Как я только что сказал,
Взгляд троих рванулся вверх, к экрану внутри номера, где-то над головой Яна. Последовало какое-то неясное движение, в воздухе мелькнуло загорелое тело Яна, что-то зазвенело, и экран снова погас.
Мы стояли в коридоре, глядя на пустой экран. Вдруг Пел двинулся к двери.
— Стой! — крикнул Чарли.
Пел вздрогнул, но остановился — и в этот момент дверь перед ними разлетелась в клочья от прогремевшего в комнате взрыва.
— Вперед! — Я бросился в открытый теперь проход.
Впечатление было такое, будто я нырнул в центрифугу, заполненную крутящимися в ней телами. У меня остались отрывочные впечатления о взрывах, огненных лучах, плясавших вокруг, и посреди всего этого — коричневый силуэт Яна, двигавшегося с решительностью и смертоносностью пантеры.
Потом все кончилось. Я пришел в себя и увидел троих убийц, неподвижно лежащих на полу. Один — со сломанной шеей. Рядом со стеной валялся второй, определенно мертвый, но без явных признаков каких-либо повреждений. У рослого типа, бывшего борца, правая сторона черепа была проломлена, словно дубиной.
Подняв глаза от трех тел, я обнаружил, что в комнате, кроме меня, никого нет. Я повернулся в сторону коридора и заметил там только Пела и Чарли. Яна и других дорсайцев уже не было.
— Где Ян? — Голос мой звучал хрипло, как у пьяного.
— Оставьте его в покое, — ответил Чарли, — Зачем он вам? Убийцы здесь; солдатам уже сообщили, и они прекратили свои поиски в Бловене. Что еще нужно?
Я собрался с мыслями и вспомнил, что я полицейский.
— Мне нужно точно знать, как все произошло, — заявил я. — Была ли это самооборона или…
Слова замерли у меня на языке. Разве можно обвинять голого человека в смерти троих вооруженных типов, которые угрожали его жизни?
— Нет, — сказал Чарли. — Это было совершено в период военного положения в Бловене. Вы получите рапорт от нашего командования о случившемся.
Напряжение, владевшее им до сих пор, казалось, несколько спало. Он слегка улыбнулся и стал больше напоминать дружелюбного офицера, каким я его знал до гибели Кенси.
— Но военное положение должно быть в ближайшее время отменено, — продолжил он. — Не следует ли вам вызвать сюда по телефону своих людей, чтобы все привести в порядок?
И он отошел в сторону,
Прошел еще один день, и тело Кенси было выставлено для всеобщего прощания в большом зале здания городского совета Бловена. Начиная с серого рассвета и в течение всего безоблачного дня солдаты в полевой форме, без оружия, шли и шли мимо гроба, и их поток казался бесконечным. Каждый слегка касался гроба кончиками пальцев, или произносил несколько слов, или и то и другое.
Граждане Бловена, несмотря на строгий запрет полиции, выстроились по обеим сторонам улицы, вдоль которой извивалась десятитысячная очередь солдат. Голубому фронту, таким образом, была предоставлена прекрасная возможность: всего одна брошенная граната и… Но ничего не случилось.
К тому времени когда наступил и миновал без каких-либо инцидентов полдень, я начал догадываться почему. В самом настроении толпы горожан было нечто такое, что делало невозможным любой террористический акт.
Казалось, некий трепет и жалость наполняют души жителей Бловена; тех самых людей, которые двадцать часов назад сидели по углам в своих домах, в страхе перед солдатами, что сейчас медленно двигались в сторону здания городского совета. Горожане стали другими. Их изменила смерть Кенси.
Затем произошло кое-что еще. Когда прошли последние солдаты, жители Бловена двинулись следом, продолжая очередь.
Была уже почти полночь, когда ушел последний из штатских, и гроб можно было перенести в помещение в штабе экспедиционных сил, откуда его отправят на Дорсай. Подобная доставка тела на родину случалась редко, даже если это касалось военных высокого ранга. Яна, когда придет его время, несомненно, похоронят в земле любой планеты, где ему доведется умереть. Только если он случайно окажется на родине, когда наступит его час, эта земля будет землей Дорсая. Но Кенси — это был Кенси.
— Вы знаете, что мне предложили? — спросил Моро, когда он, Пел и я, вместе с несколькими старшими офицерами экспедиционных сил — среди которых был Чарли ап Морган, — стояли, глядя, как гроб с телом Кенси вносят в штаб. — Поставить ему памятник, здесь, в Бловене. Памятник Кенси.
Ни Пел, ни я не ответили. Солдаты поставили гроб, сняли прозрачную крышку и унесли ее. Тело Кенси лежало в одиночестве, ничем не прикрытое; его лицо выглядело спокойным и безмятежным. В комнату начали входить старшие офицеры, которых не было в очереди солдат, проходивших через зал. Один за другим они останавливались на секунду возле гроба, а затем выходили.
— Такого никогда не было у нас на Сент-Мари, — после долгого молчания произнес Пел. Он очень изменился с тех пор, как с ним поговорил Падма, — Лидер. Его любили и за ним следовали.
Он посмотрел на Чарли ап Моргана, который как раз выходил из комнаты.
— Вы, дорсайцы, изменили нас.
— В самом деле? — спросил Чарли, останавливаясь, — Что вы теперь думаете о Яне, Пел?
— Ян? — Пел нахмурился. — Мы говорили о Кенси. Ян просто… такой, каким и был всегда.