Солдаты невидимых сражений
Шрифт:
— Ночью не вылезет, — убежденно сказал Соболь. — Трясина.
— Один патрон остался, — сокрушенно продолжал Гречихин, поправляя за спиной старенькое ружье.
— Садись на коня и веди, — приказал Соболь.
Выходы из Тарасова оврага знали только местные жители и пограничники. Одна из троп вела через густой ельник к крутому склону. Здесь Соболь и решил подождать, пока рассветет.
Всю ночь они сидели в засаде. Дождь не переставал ни на один миг. Одежда промокла насквозь. Зверски хотелось курить, но спички в кармане промокли. Гречихина знобило —
Ночь показалась вечностью. Было тихо, лишь изредка проголодавшиеся кони позвякивали удилами.
Рассвет пробирался в лес боязливо, будто на цыпочках. Деревья дремали, смирившись с дождем. Ночная мгла еще не рассеялась, как Соболь с Гречихиным спустились в овраг, оставив коней с бойцом.
Они долго кружили по оврагу, пока не наткнулись на едва приметный след — вмятины резиновых сапог на прелых листьях. Еще несколько шагов — и из кустов метнулось в сторону что-то серое, гибкое, упругое, как рысь.
— Он! — чуть не задохнулся от волнения Гречихин.
— Только живьем, — прохрипел Соболь.
Прячась за стволами деревьев, пограничники ринулись в чащу. Нарушитель огрызался: пули, противно взвизгивая, впивались в мокрые ветки. Соболь не отвечал.
Погоня продолжалась долго. Стало светло. Соболь выскочил из-за дерева и тут же, пошатываясь, прислонился к нему спиной. Левая рука стала непослушной, вялой. По шинели, смешиваясь с водой, потекла извилистая струйка крови. Соболь нажал на спуск. Нарушитель упал, но стремительно приподнялся, что-то отшвырнув в сторону. Гречихин подбежал к нему, навалился всем телом.
— Что он бросил? Что? — напрягая силы, спросил Соболь и опустился на землю.
— Портсигар, — ответил Гречихин, связывая нарушителя.
— Смотри… Сохрани портсигар… — совсем тихо сказал Соболь.
…Дзержинский раскрыл папку. Орленко придвинулся к нему.
— Нарушитель пойман с поличным, — сказал Феликс Эдмундович. — В мундштуке папиросы найдено шифрованное письмо. В подобных случаях, спасая собственную шкуру, диверсанты чаще всего бывают болтливы. Однако не все. Я думаю, что арестованный шел на связь с контрреволюционной организацией в Москве. Но это надо еще установить. Возьмите адреса явок. Его фамилия Эрни. Вот все материалы по делу.
— Ясно, Феликс Эдмундович, — сказал Орленко. — Я из него все выжму…
— Подождите, — перебил его Дзержинский, слегка откинувшись в кресле. — За время работы у нас вы неплохо зарекомендовали себя. Но вам еще мешает излишняя горячность. Задержанный может оказаться человеком с крепкой волей. Помните, что вы победите его лишь в том случае, если на следствии будете владеть собой лучше, чем он.
Через несколько дней арестованного привели на допрос. Наружность его на первый взгляд была ничем не примечательна. Средний рост, круглое, с дряблой желтоватой кожей лицо, острый, словно заточенный, нос. Одежда поношенная, и выглядел он в ней самым обычным человеком. «Удалось бы такому уйти
Маленькие, в белесых ресницах глаза Эрни смотрели напряженно и испуганно.
— Вы признаете, что незаконно нарушили границу? — спросил следователь.
— Да, признаю.
— И что стреляли в советский пограничный наряд?
— Стрелял. Но был убежден, что обороняюсь от бандитов.
— Между прочим, — заметил чекист, — начальник заставы, которого вы ранили, был в красноармейской шинели… С какой целью вы пришли из-за кордона?
— Странно, — тут же откликнулся Эрни. — Откуда вы взяли, что я из-за кордона?
— Это вы сами признали.
— Плод богатой фантазии, — фыркнул арестованный.
— Короче… — нахмурился Орленко. — Отвечайте на вопрос. Нам все известно.
— Тогда к чему весь этот бессодержательный диалог?
— Вот что, — сказал Орленко, чувствуя, что начинает злиться, — бросьте валять дурака. Вам это не поможет.
Но нарушитель был невозмутим. Только в глазах его промелькнули насмешливые, издевательские искорки.
И так повторялось изо дня в день. Эрни входил в кабинет покорный, испуганный, но, когда разговор заходил о людях, на связь с которыми он шел, превращался в ничего не понимающего простачка.
На одном из допросов Эрни неожиданно сказал Орленко:
— Давайте бросим эту забаву. Карьеры вы на мне не сделаете… В одном заграничном банке есть счет на мое имя. Золота вам хватит до гробовой доски. Давайте договариваться.
Сдерживая закипевшую в нем ярость, следователь как можно спокойнее спросил:
— Сколько?
Арестованный назвал крупную сумму.
— Мало! — равнодушно бросил чекист.
— Могу прибавить… — обещающе протянул Эрни, но тут Орленко не выдержал:
— Каракатица! Морское дно по тебе плачет!
— К чему эмоции? Вы же не младенец. Не я, так другой купит вас…
Голос диверсанта звучал уже зло и жестко. На следователя смотрели глаза, полные нескрываемой бешеной ненависти, — глаза врага.
Орленко едва не задохнулся от гнева. Сжав кулаки, он рванулся из-за стола. Эрни попытался уклониться, но сильный удар тяжелой матросской руки сбил его на пол.
К полудню на Большую Лубянку вернулся Дзержинский. Узнав о случившемся, он вызвал Орленко.
Следователь вошел в кабинет Председателя ВЧК. Феликс Эдмундович обедал. Увидев вошедшего, отодвинул в сторону миску с супом, поправил сползшую с плеча шинель. Сузившиеся продолговатые глаза его нацелились на Орленко.
— Рассказывайте, — потребовал он.
Следователь говорил долго и сбивчиво.
— …Когда же этот гад сказал, что чекиста можно купить, я хотел его тут же прихлопнуть, — признался он, заканчивая свой рассказ.
— А вы, — слегка усмехнулся Дзержинский, — ждали, что он начнет превозносить заслуги ВЧК и восторгаться нами? И знаете, кого вы обрадовали? Прежде всего врага. Значит, не так уж сильны чекисты, если поступают подобным образом.