Солдаты невидимых сражений
Шрифт:
Алферов заверил, что арест Щепкина случайность, что он, Щепкин, мужик крепкий и организацию не выдаст.
— Но вам, как начальнику штаба, нельзя ночевать в городе. Что касается меня, — продолжал Алферов, — то я уже принял кое-какие меры предосторожности.
На этом они расстались.
Сентябрьский день угасал. Густая сетка дождя за окном еще больше сгущала сумерки. Секретарь президиума ВЧК, сорокалетний мужчина в косоворотке, с лохматыми бровями и большими черными усами, сложил в папку бумаги для доклада Дзержинскому, поднялся из-за стола и повернул выключатель. Красноватый свет горевшей в полнакала лампочки скупо
В открытую дверь приемной заглянул сотрудник Особого отдела, одетый в гимнастерку и шаровары защитного цвета, заправленные в яловые, пахнущие дегтем сапоги.
— Кто у Феликса Эдмундовича? Все еще этот, — показал он на пальто и шляпу, — недорезанный буржуй?
— Какой же это буржуй? — с удивлением отозвался секретарь. — Это старый большевик Менжинский. ЦК партии прислал его на работу к вам, в Особый отдел, с особыми полномочиями, — подчеркнул он.
— Интеллигент, значит? — переспросил сотрудник. — Наши все больше ходят в кожанках да шинелях. А тут шик-модерн.
— В народе говорят: человека по одежде встречают, да по уму провожают. Вячеслав Рудольфович — старый чекист. Он еще в Петрограде, в начале восемнадцатого входил в состав ВЧК.
— Да слышал я о Менжинском от Казанина. Он рассказывал о какой-то операции против саботажников и все твердил: мы пришли к Менжинскому, мы пошли с Менжинским. Так это тот, значит, первый Наркомфин?
— Тот, тот. А ты говоришь: недорезанный буржуй.
— Да я пошутил, — рассмеявшись, сказал сотрудник, одергивая гимнастерку. — Разговор, вероятно, надолго. Не буду вам мешать, пойду.
Когда особист вышел, секретарь взглянул на часы и, как бы продолжая начатый с ним разговор, вслух сказал:
— Затянулась беседа…
Дзержинский и Менжинский встретились как давние хорошие друзья-единомышленники и вели неторопливый разговор.
Осведомившись о состоянии здоровья Менжинского и выслушав его краткий рассказ о положении на Украине, о разгуле анархо-кулацкой контрреволюции, Дзержинский спросил, не удивлен ли Вячеслав Рудольфович его предложением, точнее, просьбой в ЦК: направить Менжинского на работу в Особый отдел.
— А чему удивляться? — сняв пенсне, ответил Менжинский. — Ни один настоящий коммунист не может отказаться от работы в ЧК.
— Это вы хорошо сказали, Вячеслав Рудольфович. Нам нужны в ЧК только настоящие коммунисты. Владимир Ильич мне как-то говорил, что хорошим чекистом может быть только хороший коммунист. Да не все коммунисты соглашаются к нам идти. Кое-кто считает нашу работу грязной и боится испачкаться.
— Революцию нельзя делать в белых перчатках.
— Вот именно. Наша работа сейчас самая необходимая, — продолжал Дзержинский. — И не всякий, конечно, за эту работу возьмется. Но и не всякому эту работу можно поручить. Она по плечу только самым стойким, самым убежденным, кристально чистым, иначе грязь, с которой приходится возиться, может прилипнуть.
— Что касается меня, Феликс Эдмундович, то я для себя считаю большой честью поручение Центрального Комитета работать в ЧК.
— Вот и договорились. Прошу вас приступить к работе в Особом отделе немедленно.
— Готов хоть сегодня.
— Вот именно сегодня, не откладывая ни на один день. Постараюсь коротко ввести вас в существо дела. В гражданской войне тыл и фронт иногда неразличимы, — продолжал Дзержинский. — Неприятель не только по ту сторону
В кабинет Дзержинского принесли морковный чай, хлеб. За чаем возобновилась беседа. Феликс Эдмундович рассказывал о раскрытии заговора так называемого «Национального центра» в Москве и до конца еще не ликвидированного заговора в Петрограде, связанного с английской разведкой. Из краткого рассказа Дзержинского Менжинский узнал многое.
— Наш караул на лужском направлении убил офицера Никитенко. У него было обнаружено письмо генералу Родзянко за подписью «Вик». Главной фигурой петроградского заговора оказался кадет Вильгельм Штейнингер, которому было поручено формирование нового правительства. Еще более крупный заговор — в Москве. Это подтверждается шифрованным письмом некоего Борового-Федотова, агента Юденича. Письмо он выбросил во время ареста на границе с Финляндией, но его нашли пограничники. Другая нить, ведущая к московским заговорщикам, получена из Вятки. В селе Вахрушеве, Вятской губернии, милицией был задержан Карасенко, он же Крашенинников, который на допросе в ВЧК показал, что найденный у него миллион рублей он вез московским заговорщикам. Доставленный в Москву Крашенинников из тюрьмы пытался передать на волю две записки. Первая была передана 20 августа. В ней арестованный сообщал: «Я спутник Василия Васильевича, арестован и нахожусь здесь…» Во второй, отправленной из тюрьмы 28 августа, он просил заготовить для него документы, видимо, на случай побега и сообщить, арестован ли некий ННЩ, которого Крашенинников знает.
На допросе, проведенном лично Ф. Э. Дзержинским, Крашенинников показал, что в Москву от Колчака будет отправлено 25 миллионов рублей в распоряжение «Национального центра» — так называлась эта заговорщическая организация в Москве. ННЩ — это Николай Николаевич Щепкин. У него есть связь с Петроградом, с группой «Вика». В ночь на 29 августа Щепкин был арестован.
— При обыске, — говорил Ф. Э. Дзержинский, — нашли документы, изобличающие его в связи с Деникиным и подтверждающие существование «Национального центра». Заговорщики готовят вооруженное выступление. Вот письмо, написанное Щепкиным. — Дзержинский открыл лежавшую на столе папку и подал Менжинскому исписанный лист бумаги.
Сразу же бросились в глаза дата и заголовок письма — «22.8.НС от объединения «Национального центра», «Союза освобождения» и «Совета общественных деятелей».
Перевернув страницу, Менжинский прочел:
«Передайте Колчаку через Стокгольм, Москвин прибыл в Москву с первой партией груза, остальных нет. Без денег работать трудно. Оружие и патроны дороги. Политические группы, кроме части меньшевиков и почти всех эсеров, работают в полном соглашении. Часть эсеров с нами. Живем в страшной тревоге, начались бои у Деникина, опасаемся его слабости и повторения истории с Колчаком… Настроение населения в Москве вполне благоприятное… Ваши лозунги должны быть: «Долой гражданскую войну», «Долой коммунистов», «Свободная торговля и частная собственность». О Советах умалчивайте… В Петрограде наши гнезда разорены, связь потеряна».