Соленый ветер. Штурман дальнего плавания. Под парусами через океаны
Шрифт:
Один из «тритонов» испортил нам и праздник 7 ноября.
С утра все было хорошо. В восемь часов, вместо обычно подымаемого в море маленького кормового флага, был поднят наш самый большой и самый новый флаг, сшитый в Англии; такие же «стеньговые» флаги были подняты на верхушках всех мачт. В одиннадцать часов, перед обедом, был назначен парад. Весь экипаж оделся в белую форму и выстроился во фронт. Я обошел фронт, принял рапорты, поздравил с девятой годовщиной Великого Октября. Затем на палубу, за неимением на «Товарище» чеканных серебряных жбанов, были вынесены два чистых эмалированных ведра с крюшоном и несколько чайных чашек. Крюшон был сделан из мадеры, порядочно разбавленной
Я первый черпнул чашкой из ведра и предложил тост за процветание первой в мире Республики Рабочих и Крестьян, за ее вождей, за Третий Интернационал, за коммунистическую партию и за нашу смену — подрастающую и крепнущую революционную молодежь. Второй тост был за товарищей на «Товарище» и за счастливое плавание.
Оба тоста были, конечно, покрыты молодым, дружным «ура». К. Ф., вооружившись суповой ложкой и вилкой, привязанной к палочке, немного напоминавшей острогу, стал к ведрам за раздатчика, и ребята по очереди потянулись с чашками. Михаил Михайлович с «ролью» в руках ставил крестики против фамилий, получивших свою порцию, но, в конце концов, сбился со счета, и более ловкие ребята получили по лишней чашке.
После обеда назначен был митинг, а в четыре часа вечер самодеятельности. Митинг прошел удачно, а вечер самодеятельности был прерван очередным «тритоном». Пришлось убирать гроты и брамселя.
Шквал пронесся необычайно быстро, и в семь часов вечера «Товарищ» снова под всеми парусами мирно покачивался на ленивых, сонно перекатывавшихся волнах океана.
Вместо сорванной программы, пришлось ограничиться «блестящим фейерверком». Сожгли несколько фальшфейеров и пустили полдюжины сигнальных ракет, благо вблизи не было ни одного судна, и никто не мог принять наши ракеты за сигнал бедствия.
Какое великое изобретение радиотелеграф!
Находясь в открытом океане, за добрый десяток тысяч километров от родины, мы смогли поздравить далеких друзей и родных с радостным праздником Октября и послать привет вождям революции…
Когда «Товарищ» вступил в штилевую полосу, я отправил циркулярное радио на английском языке всем судам, находящимся между десятым градусом южной широты и экватором, следующего содержания:
«Командир русского советского учебного парусного корабля „Товарищ“ позывные РИУ просит пароходы, приближающиеся к экватору, сообщить, когда, кто, в какой долготе широте потерял зюйд-остовый пассат и вступил в штилевую полосу».
Я был буквально засыпан ответами с невидимых пароходов. Эти ответы помогли нанести на карту довольно точную линию южной границы штилевой полосы. Большинство ответов было чрезвычайно любезно. Некоторые капитаны осведомлялись, все ли у нас благополучно, и не терпим ли мы какой-нибудь нужды. Один, по всей вероятности, очень молодой англичанин, протелеграфировал нам целую инструкцию о пересечении парусными судами экватора в октябре и ноябре месяцах. Эту инструкцию он списал целиком из «Финдлея», и мы не могли отказать себе в несколько мальчишеской выходке, послав ему ответную радиотелеграмму следующего содержания:
«Благодарим, руководство Финдлея имеется на судне».
Однажды мы приняли радио:
«Всем
Мы, конечно, сообщили ему немедленно все, что наш доктор мог посоветовать по этому поводу.
Это все отдельные, единичные случаи, выхваченные прямо из жизни. А сколько человеческих жизней было спасено в море при помощи радиотелеграфа! Теперь уже не довольствуются установкой радиостанций на самом корабле. Маленькими станциями с довольно высокими, складывающимися, как телескоп, пустыми внутри мачтами, снабжаются даже спасательные шлюпки, и если в момент гибели корабля случайно никто не откликнется на его отчаянные SOS (Save Our Souls — «спасите наши души») и его экипаж вынужден будет спасаться на шлюпках, то он может продолжать свой призыв о помощи до тех пор, пока его не услышит какое-нибудь судно. Теперь чрезвычайно редки случаи, когда люди с погибшего корабля носятся на шлюпках или плотах неделями по морю и в конце концов, никем не замеченные и не подобранные, гибнут от голода и жажды.
Как мы ни старались пользоваться всяким изменением ветра, чтобы уклониться к востоку, течение неумолимо относило нас к западу, и «Товарищу» удалось пересечь экватор только под 32°18? западной долготы. Это было 16 ноября в шесть часов сорок пять минут утра. Расстояние в полторы тысячи миль от тропика Рака до экватора мы покрывали тридцать один день! Штили, легкие восточные ветры, шквалы и опять штили, штили без конца!
Впрочем, затяжка в плавании помогла нашим ученикам напрактиковаться под руководством преподавателей Калайда и Кросса в производстве астрономических наблюдений. Наблюдения, особенно звездные, были страстью Кросса.
Помимо регулярных ежедневных занятий с учениками он, по собственной инициативе, раза три в ночь обязательно определялся по звездам и вызывал на соревнование любившего поспать Черепенникова и вахтенных практикантов-любителей.
Наблюдал он обычно Юпитер, и когда тот прятался за облака, «уходил в свою небесную каюту», Владимир Александрович смешно грозил ему своим старческим пальцем.
Этот месяц болтания в теплой тропической воде, по близости кишащего водорослями Саргассова моря, сыграл с «Товарищем» скверную штуку: подводная часть корабля обросла густой, шелковистой, ярко-зеленой травой, длиною в четверть аршина, и ракушками. Перегруженный, и без того трудно двигавшийся корабль теперь окончательно потерял свои мореходные качества, и нужен был хороший попутный ветер, чтобы заставить «Товарища» двигаться вперед со сколько-нибудь приличной быстротой. Между тем, подходя к экватору, мы получили предпассатный южный ветер, и скоро сделалось очевидным, что при этих условиях нам не обогнуть мыс Св. Рока.
Однако, следуя указаниям капитана Тойонби, о котором я уже говорил, мы упорно держались бейдевинд левого галса и продвигались к берегам Южной Америки, надеясь, что ветер отойдет к востоку, и мы все-таки благополучно проскочим мыс Св. Рока. Но ветер не отошел, и, не дойдя полсотни миль до северного берега Южной Америки, мы сделали поворот и пошли почти назад, стараясь выбраться как можно далее на восток.
Пройдя полтораста миль, мы повернули снова. Утром 19 ноября с марса, где бессменно сидели сигнальщики, увидели слева по носу поднимающуюся над водой верхушку одинокой пальмы. Это был риф Рокас.