Соленый ветер. Штурман дальнего плавания. Под парусами через океаны
Шрифт:
У наших ребят уже сложилось впечатление, что все мысы, острова и проливы, носящие названия разных святых, таят в себе какую-нибудь гадость, особенно, конечно, по отношению к советскому судну.
Побережье Южной Америки, от параллели мыса Св. Екатерины и приблизительно до 30° южной широты, славится следующим милым свойством: юго-западный и северо-восточный ветры постоянно сменяются один другим и разводят громадное неправильное волнение. Часто ветер, достигающий степени шторма, неожиданно падает в несколько минут. Заштилевшее судно начинает безумно раскачиваться на высоких волнах и, не имея движения вперед,
Случилось как-то так, что неожиданные шквалы налетали почти всегда на вахте третьего помощника Николая Васильевича Вешнякова. Сидишь, бывало, у себя в каюте или в кают-компании и перечитываешь в двадцатый раз лоции южного Атлантического океана, и вдруг сквозь открытый светлый люк услышишь возглас Николая Васильевича:
— Эге!..
И в ту же минуту раздается свист и рев налетевшего шквала.
С криком «пошел все наверх!» выскочишь на палубу, и начинается катавасия:
— Право на борт!.. Бом- и брам-фалы отдавай!.. Нижние брамсели на гитовы!.. На гротовые брасы на левую!.. Гафтопсель долой!.. Бизань на гитовы!..
И обросший травяной бородой, перегруженный, неуклюжий «Товарищ» начинает лениво разворачиваться кормой на ветер.
Примешь шквал с кормы и ждешь, когда установится ветер, чтобы лечь на тот или на другой курс.
А что делалось с «Товарищем» на большом волнении во время стихшего ветра! Перегруженный тяжелым, лежащим на дне камнем, он был необыкновенно устойчив, и при ровном штормовом ветре можно было скорей потерять мачты, чем накренить его больше десяти градусов. Но зато, когда ветер стихал или дул прямо в корму, «Товарищ» качался, как маятник, делая от двенадцати до пятнадцати размахов в минуту с креном по двадцать — двадцать пять градусов на сторону. И такая качка корабля, превращенного неправильной погрузкой в ваньку-встаньку, продолжалась иногда по три-четыре дня без передышки.
Принимая во внимание, что мачты «Товарища» имеют высоту над ватерлинией в 48 м и весят вместе с реями и такелажем 147 000 кг, можно себе до некоторой степени представить, как подобная качка отражалась на связях судна и самом рангоуте. Между тем, по моему подсчету, за переход Мурманск — Монтевидео «Товарищ» сделал около 360 000 таких размахов, а верхушки его мачт прочертили по небу приблизительно около 74 400 км.
Наконец, перевалив через 30-й градус южной широты, «Товарищ» взял курс к устью Ла-Платы.
Мы медленно, но верно приближались к цели нашего путешествия. Погода начала принимать более благоприятный и ровный характер, и жизнь на корабле стала снова спокойнее.
Эту последнюю часть нашего океанского плавания нужно отметить встречей с итальянским пароходом «Юлий Цезарь» и другой встречей с неизвестным пароходом, который, несмотря на чудную, тихую, ясную и хотя безлунную, но звездную ночь и полную исправность наших отличительных огней, чуть-чуть нас не потопил. Затем мы вытерпели «памперос».
Начну с первой встречи.
Было четыре часа пополудни. Дул
— Прямо по носу дым!
Скоро из едва заметного облачка дыма стал вырисовываться силуэт большого двухтрубного, очевидно пассажирского, парохода. Мы быстро сближались. Пароход взял несколько вправо, чтобы дать нам дорогу, и поднял итальянский флаг. Заработало радио. Пароход оказался быстроходным почтовиком итальянской национальной компании «Юлий Цезарь». Он шел из Буэнос-Айреса с обычными пассажирами первого класса и тысячью итальянских рабочих, возвращавшихся на родину с сезонных работ в Аргентине.
С палуб парохода раздались неистовые крики:
— Эввива Руссия! Эввива совиет! Бон виаджо, камарады русси!..
«Юлий Цезарь» так быстро пролетел мимо нас, что я не успел разобрать, кричали ли вместе с «третьеклассниками» и достопочтенные пассажиры первого класса, но шапками и платками махали все без исключения на всех палубах и мостике парохода.
Наши ребята тоже кричали «ура» во все горло и махали шапками (платков у большинства не было, так как в море обходились без них…). Одним словом, энтузиазм был полный с обеих сторон.
В ту же ночь, часов около одиннадцати, раздался удар в колокол и голос вперед смотрящего:
— Право на носу огонь!
В бинокль увидели два белых огня шедшего навстречу и несколько наперерез нам парохода.
На основании международных Правил о предупреждении столкновения на море, всякое судно с паровым или другим механическим двигателем уступает дорогу парусному. Поэтому мы мало беспокоились о встречном пароходе, ожидая, когда он свернет с нашего пути. Но пароход не сворачивал.
Мы быстро сближались…
Тогда, поняв, что пароход не видит нашего зеленого отличительного огня, я зажег с правого борта зеленый фальшфейер.
Яркий бледно-зеленый феерический свет залил весь борт корабля, нижние паруса, снасти.
В ту же минуту пароход отвернул влево и еще через пару минут пролетел мимо нас в расстоянии не более двухсот сажен…
Это был большой быстроходный пассажирский пароход, весь залитый огнями. Скорость его на глаз была не меньше восемнадцати узлов, и, если бы он нас ударил с такого хода, то тяжело груженный камнем «Товарищ», не разделенный на отсеки водонепроницаемыми переборками, пошел бы ко дну как топор.
Надо добавить, что если бы мы даже захотели уступить дорогу летевшему на нас пароходу, то не могли бы этого сделать, так как ветер совершенно спал, «Товарищ» почти не имел ходу и едва-едва слушался руля.
Такие случаи всегда возможны с парусными судами. Бортовые зеленый и красный огни парусных судов трудно увидеть при самом внимательном наблюдении горизонта с расстояния более трех миль. Закон требует видимость этих огней на расстоянии не менее двух миль. Таким образом, если парусное судно стоит на месте, а пароход, имеющий скорость в двадцать миль в час, несется ему навстречу, то от момента, когда с парохода смогут разглядеть отличительный огонь парусника, до момента, когда оба судна сойдутся, пройдет всего шесть минут. Если же парусник имеет более или менее значительный ход, то это произойдет еще скорее.