Соленый ветер. Штурман дальнего плавания. Под парусами через океаны
Шрифт:
— Вы были в Аргентине? Расскажите, это должно быть страшно интересно! — постоянно говорят нам.
— Да, мы были в Аргентине. Мы работали при 36° по Реомюру в тени. Мы пили теплую воду из корабельных цистерн. Мы спали на палубе, где нас буквально заедали москиты, так как в помещениях без вентиляции и с раскаленными керосиновыми лампами спать было невозможно. Иногда после работ мы съезжали на берег, мы ходили по великолепным улицам среди разряженной, веселой толпы, мы смотрели в залитые электричеством стекла саженных витрин, за которыми были выставлены
Но довольно об этом. Вернемся к «Товарищу».
14 июля он вышел из Дувра. Попутный ветер неизменно гнал его на восток.
26 июля он уже прошел все Немецкое море, Скагеррак, Каттегат, Зунд и вошел в Балтику.
Ленинград зашевелился. Решено было устроить «Товарищу» торжественную встречу.
Мне было поручено следить за его плаванием и вовремя предупредить желавшие его чествовать организации.
Начиная со 2 августа я стал ежедневно получать радиограммы с «Товарища» с указанием его полуденной точки.
Все шло хорошо до входа в Финский залив.
5 августа, под островом Нарген, против входа в Ревельскую (Таллинскую) бухту, западный ветер стих, и задул легкий противный норд-ост. «Товарищ» начал бесплодно лавировать между островами Нарген и Родшер. За 5, 6, 7 и 8 августа корабль не продвинулся вперед ни на одну милю. 9-го прошел наконец Экгольм, 10-го дополз до Соммерса.
В ночь с 11 на 12 августа его догнал шедший из Лондона в Ленинград пароход «Троцкий» и взял на буксир до Кронштадта.
С утра 12 августа мой телефон звонил не переставая. Звонили ко мне, звонил я, наводя справки в морском дежурстве порта и уведомляя о движении «Товарища» заинтересованные организации и лиц.
В два часа пополудни «Товарищ» прибыл в Кронштадт под буксиром «Троцкого» и отдал якорь на рейде. Из Ленинграда были высланы за ним два буксирных парохода: один должен был тащить его по узкому морскому каналу, другой — помогать разворачиваться в тесных местах.
Прибытие «Товарища» в Ленинградский торговый порт ожидалось в 10–11 часов вечера, официальная встреча назначена на другой день в одиннадцать часов утра.
Часов в шесть вечера мне позвонил по телефону т. Б., капитан одного из портовых катеров:
— Хотите выйти со мной в море навстречу «Товарищу»?
— Конечно хочу! Где ваш катер? Как на него попасть?
— Катер будет в восемь часов у пристани против Горного института, приходите.
— Буду обязательно!
Августовское солнце медленно скользит к горизонту.
Моторный катер пенит буроватую воду морского канала и летит навстречу заходящему солнцу.
Временами
«Товарища» еще не видать. Начинает темнеть.
Вдруг из-за одного из поворотов канала ясно вырисовываются на лилово-багровом горизонте знакомые высокие мачты с длинными реями и густая паутина снастей.
Впереди дымят оба буксира. Трудно им, бедным, тащить большой нагруженный корабль. Издалека слышно, как пыхтят их машины.
Ближе и ближе «Товарищ»… Мои глаза, не отрываясь, вглядываются в его рангоут, контуры его корпуса…
Неужели я оставил его целых семь месяцев тому назад?..
Не верится… Кажется, я еще вчера был на его палубе…
Мы равняемся. В северных сумерках еще хорошо видны все детали.
Борта унизаны знакомыми фигурами и головами соплавателей… По юту двигается взад и вперед дородная фигура капитана Фреймана. У высокого штурвала маячит четвертый, теперь третий, помощник Черепенников.
— Поздравляю товарищей с благополучным возвращением на родину! — кричу я с катера.
— Ура! Ура! — раздается в ответ.
Меня узнали. Мне машут шапками, платками, кричат… Наш катер делает поворот, режет корму «Товарища», уменьшает ход и идет вдоль его правого борта на расстоянии нескольких сажен.
— Подходите к борту! Дмитрий Афанасьевич, милости просим на судно! — несется с «Товарища».
— С удовольствием! А как погранохрана, таможня?
— Вам можно, мы уже спрашивали.
— Есть!
Катер перекладывает руль, прижимается к борту «Товарища», с которого висит штормтрап (веревочная лестница), я быстро взбираюсь на палубу и попадаю в толпу учеников и команды…
Объятия, горячие рукопожатия, отрывочные восклицания…
Меня перебрасывают, как футбольный мяч…
Наконец я добираюсь до юта и здороваюсь с комсоставом…
Опять объятия, отрывочные вопросы, недоконченные ответы…
Да, много, много было пережито вместе. Полярные шторма, гнилые, рвущиеся при каждом серьезном налете ветра паруса и снасти. Борьба с начальством за ремонт в Англии. Тихий ласковый северо-восточный пассат. Ловля акул и дорад. Штилевая полоса с сумасшедшими грозами, ливнями и бешеными шквалами. Штормы Южной Атлантики. Буксировка через мели в Лаплате. Теплая питьевая вода. Вечная солонина. Консервы, галеты. Нестерпимая жара. Москиты. Налетающие памперосы… да разве все перечтешь!..
— Ну, смотрите, Дмитрий Афанасьевич, — сказал мне старпом К. Ф. Саенко. — Как вы довольны кораблем? Как взошли посеянные вами семена?
Я оглянулся кругом: на белой краске бортов, рубок и шлюпок ни одного пятнышка. Старая палуба оттерта песком и камнем и по чистоте не уступит хорошо выскобленному кухонному столу домовитой хозяйки. Медь, даже в сумраке вечера, горит золотом. Снасти вытянуты. Реи безукоризненно выровнены. Паруса укатаны и закреплены, что называется, в ниточку…
Я прошел по палубам, заглянул в помещения, лазарет, в красный уголок — все сияет щеголеватой, чисто морской чистотой.