Солги обо мне. Том второй
Шрифт:
Одной рукой обвивает талию, тянет на себя, пока я беспомощно болтаю ногам в воздухе, а потом аккуратно «приземляет» на свои кроссовки. Так я хотя бы немного дотягиваюсь к нему ростом, хотя все равно приходится задирать голову.
— Вкусно пахнешь, Меркурий.
– Никого не стесняясь, сую нос куда-то ему в шею, громко втягиваю запах сначала носом, потом ртом. Как будто пробую его на вкус, получаю свою личную дозу жизненно важного вещества.
В ответ его пальцы на моей талии сжимаются сильнее, кожа на крепко сжатых челюстях натягивается.
—
Я тихонько мурлыкаю, только теперь заново чувствуя себя живой, а не просто телом, в котором усилиями воли вынуждена поддерживать жизнедеятельность. Несколько минут вот так и стоим, обнимая друг друга как ненормальные, как две половины, которые не могут нормально существовать далеко друг от друга. Где-то за спиной Меркурия даже слышу итальянскую речь - практически не понимаю, о чем она, но интонация явно одобрительная. Даже на секунду чувствую себя героиней голливудской мелодрамы, в конце которой воссоединению героев аплодируют стоя все присутствующие.
— Пойдем, - шепчет на ухо Макс.
Продолжает придерживать меня за талию, забирают из моей руки трость и медленно, чтобы мне не было больно, переставляет свои ноги вместе со стоящими поверх моими. Такими темпами до моей палаты мы добираемся категорически медленно, но зато вдвоем. И я чувствую каждое мгновение особенным, только нашим. Как будто мне нужно было пройти через все это, чтобы теперь чувствовать особенный, немного горький вкус нашего счастья.
— Где ты взял ландыши?
– до сих пор не могу поверить, что в корзинке самые настоящие цветы - удивительно душистые и большие. Их аромат сразу заполняет собой каждый уголок.
— Нет ничего невозможного для человека с интеллектом.
– Он осторожно опускает меня на пол, помогает добраться до тумбы, но не мешает мне делать тот минимум, который я могу сделать без посторонней помощи.
Поворачиваюсь, одновременно прижимаясь бедрам к тумбе.
Он так близко, что сердце моментально уходит в пятки, хотя на этот раз ни один его палец не касается моего тела. Мы просто рядом друг с другом и смотрим друг на друга, как будто только теперь получили на это официальное разрешение.
— Я накрасила ресницы, - зачем-то говорю я и тут же смущенно прикрываю рот рукой.
— Я вижу, - тихо говорит он. Протягивает руку и осторожно проводить пальцем по кончику ресниц.
У него крупные ладони с длинными пальцами и шершавой кожей, но это самое нежное касание, которое только может существовать. Неудивительно, что я впадаю от него в состояние, близкое к трансу - прикрываю глаза и на цыпочках тянусь вперед, пока ладони сами не упираются в его широкую грудь. Под тонкой тканью хорошо чувствуется каждая мышца, каждый удар сердца.
— Я боялась, что ты можешь не вернуться, - озвучиваю свой самый сильный страх.
– Что что-то случится или ты просто решишь не связывать свою
Он не дает закончить.
Я даже не сразу понимаю, как его рука быстрым змеиным движением обхватывает мой затылок и притягивает к себе, словно какой-то плод с ветки.
Второй рукой плотно прижимает к тумбе.
Фиксирует так надежно, что даже если бы в моей голове промелькнула безумная мысль сбежать - я бы все равно не смогла этого сделать. Но сейчас я абсолютно покорена им, абсолютно послушна, как будто быть частью него самого - самая естественная вещь в мире.
Мои губы раскрываются навстречу.
Я почти хнычу от нетерпения почувствовать поцелуй, но его все нет. А когда медленно разлепляю веки - его лицо нависает над моим, пока ладонь медленно перемещается с затылка на щеку, а большой палец припечатывает нижнюю губу особенно невозможным собственническим движением.
— Малыш, давай ты перестанешь говорить глупости.
– Он не просит - он требует.
– Мне никогда не была нужна балерина, или прима, или любая другая «звезда». Мне нужна ты - это единственное в тебе, что мне важно.
— Получаюсь, тебе нужна вся я, - почему-то очень смущаясь, шепчу в ответ. И когда провожу языком по пересохшим губам, задеваю его палец.
Макс вздрагивает, нервно сглатывает.
Через его тело словно пропускают ток, который в ответ ударяет и меня саму.
— Нас отсюда точно выпрут, - еще пытается шутить Меркурий, но голос выдает его с головой.
— Мы ничего такого не делаем, - с внезапной игривостью подначиваю я.
Мы как будто играем в пинг-понг, перебрасывая друг другу инициативу. И с каждой подачей градус напряжения только растет.
— Твой взгляд, Планетка, можно распечатать и продавать в магазине для взрослых как самый сумасшедший афродизиак.
– Он выдавливает из себя немного натянутую улыбку.
– Мне вдруг стало пиздец как грустно, что я не видел его раньше.
Я знаю, что нам нужно поговорить о прошлом. Совершить взаимное очищение - рассказать обо всех совершенных ошибках, о ночах, которые мы проводили «не там», о словах, которые не рискнул сказать, о мыслях, которые гнали от себя гнали. Невозможно просто взять и закрыть глаза на прошлое, потому что оно сделало нас теми, кто мы есть сейчас. Но обо всем этом мы поговорим потом. Чуть-чуть позже.
Меркурий сжимает мои ягодицы, надавливает пальцами на кожу, как будто хочет оставить на ней вечные отпечатки - несмываемые, как тату. Медленно забирает ткань халата, пока я вздрагиваю, как нецелованная девчонка. Только на минуту чувствую острую боль в груди, когда понимаю, что его взгляд уже падает на мои обнаженные, все еще безобразно синие после операции ноги.
— Не думай об этом, Планетка, - снова приказывает он.
– Ты самое красивое, что у меня было, есть и будет. Если бы я был прибитым мужиком, я бы уже давно завернул тебя в страшное рубище с двумя отверстиями для глаз. Чтобы мое солнце больше ни для кого не светило.