Солнца трех миров
Шрифт:
Эпштейн уставился в пространство невидящим взглядом.
– Потенциальные блуждающие хоулы, - проговорил он.
– И бесконечный мир с земной силой тяжести... Что же это у нас получается?
Он умолк, погрузился в раздумья, и до самого вечера вел себя так, словно ему отключили восприятие окружающего. В таком состоянии Эпштейн был не более полезен в нашем походном хозяйстве, чем дырявое запасное колесо, которое заклеить нечем, а выкинуть жалко. Однако мы терпели, зная, что это скоро пройдет. И действительно: как только встали лагерем на ночь, Борино лицо просветлело, он уселся на первый попавшийся камень и принялся заполнять свой дневник формулами, длинными
На следующий день мы стали покашливать, еще через день - плевать мокротой. У меня жутко зудели подмышки, и, сняв комбинезон, я обнаружил, что они заросли какой-то синей плесенью. У Лысого и Эпштейна вскоре началось то же самое.
– Это мы на Сатанаиле нацепляли заразы, - сказала Даша.
– Что делать будем?
– А что ты тут сделаешь?
– поинтересовалась Машка.
– Или сами выздоровеем, или сами сдохнем.
Странная «простуда» у всех закончилась уже через неделю, а вот заплесневеть я, Лысый и Эпштейн успели с ног до головы. Мы зачесали себя чуть не до смерти, пока я не обнаружил, что от синей напасти помогает простое обтирание песком. После этого наша троица по пять раз на дню совершала обстоятельнейший таяммум[1], пока все не прошло. Никто из женской половины команды плесенью так и не заразился.
По мере того, как колонна продвигалась к юго-западу, погода становилась жарче. Стали попадаться кактусы: сперва небольшие, затем средних размеров, а после - гиганты высотой до десяти метров. Дожди больше не повторялись, ожившая было пустыня блекла на глазах. Озера пересохли, летающие скаты исчезли, кусты теряли засохшие листья, и горячий ветерок лениво гонял их по песку. На одном из привалов мы обнаружили, что некоторые листики бодро выпрыгивают у нас из-под ног и отлетают на полметра в сторону. Поймав несколько и осмотрев внимательнее, Эпштейн сказал, что это, конечно же, не листья, а какие-то расплодившиеся к концу влажного сезона живые существа. Сведения о них в планшетах Мартинеса отсутствовали, и мы нарекли их сухолистками. Эпштейн свернул одну из них в трубочку и засунул в пробирку.
Отъехав на тысячу семьсот километров от хоула на Сатанаил, мы попали в край заброшенных городов и поселков, оставшихся после единственной на Рорбести масштабной ядерной войны, случившейся шестьдесят лет назад. Тогда на этот район было сброшено четырнадцать ядерных бомб, и дважды мы проезжали мимо старых кратеров посреди развалин. Впоследствии эта местность уже не заселялась, здесь лишь добывали полезные ископаемые после того, как уровень радиации упал. Возле одной из старых угольных шахт Инга почуяла хоул, которого раньше не было. Он оказался односторонним и не стоял на месте, а медленно двигался перпендикулярно нашему курсу. Мы долго совещались, входить в него или нет, - нам сильно мешали воспоминания о Сатанаиле. Пока думали и прикидывали, хоул исчез. Конечно, как только пройти через него стало невозможно, все сильно расстроились.
– Поздно теперь локти кусать, - сказала Машка, прекращая споры относительно того, кто виноват.
– Может, и правильно сделали, что не сунулись в эту блуждающую дырку. Ведь тот хоул, к которому ехали, уже недалеко? Вот и давайте по плану - к нему.
Вечером, когда мы с Дашей болтали напоследок, прежде чем уснуть, она сказала то же самое - верно поступили.
– Входить в односторонние хоулы слишком опасно. Даже приблизительно не знаешь, куда через них попадешь.
– Может, Инга вблизи поняла бы,
– Так она мне рассказывала, что поняла, когда их компания стояла в Патагонии перед хоулом на Гилею. Что там похожая на Землю планета, - но это и так было ясно, исходя из Бориной теории. Конечно, ее мнение расчеты Бори подтверждало, - но и только.
– С тех пор много времени прошло. Способности либеров поддаются тренировке, и Инга свои развивает.
– Все равно. Односторонний хоул - это большой риск.
– Мы каждый день рискуем, если разобраться.
– Я не об этом. Ты что, не понимаешь? Чем дольше мы странствуем, тем больше у нас опыта и меньше шансов погибнуть. И с каждым пройденным нами хоулом выше вероятность, что следующий будет на Землю. Через двусторонние идти безопаснее - это и надо делать.
– Пока мы всего два прошли. Но в целом ты права, спорить не буду. А что, ты так сильно хочешь вернуться?
– А ты разве нет?
– Я стараюсь об этом не думать. Даже если в итоге повезет, кто знает, сколько еще придется скитаться, сколько еще планет впереди?
– Вот тут уже ты прав, но я ничего поделать с собой не могу. Хочу на Землю - и все! Хочу и боюсь.
– Чего?
– Понимаешь, с Земли на Гилею попала девочка-студентка, все достоинства которой состояли в немереном упрямстве и таком же самомнении...
Даша замолчала, но я понял и так. Да, на Гилею попала студентка, - а на Землю вернется совершенно взрослая женщина, все или почти все о себе понимающая, и повидавшая такое, чего там, дома, никто не видел.
– Та девочка умерла в поселке у болота, - сказала Даша.
– А потом ее еще раз убили крысолюди в бою на реке.
– Нас всех тогда убили, - сказал я.
– Давай спать. А то сейчас ударимся в воспоминания и вообще не заснем.
– Опять ты прав. Два - один в твою пользу.
На следующий день ближе к обеду впереди показался лес. Он вызывающе зеленел посреди пустыни, и деревья в нем были совсем не маленького роста. Подъехав ближе, мы рассмотрели, что у них вроде бы нет коры, - точнее, она свисала со стволов растрепанными лохмотьями, обнажая светло-коричневую древесину.
– В планшетах Мартинеса нет упоминаний о лесах на этих широтах, - сказал Эпштейн.
– Он никак не мог успеть узнать о планете все, - возразила Даша.
– Да и сами рептилоиды интересовались в основном войной друг с другом, а не природой. Если в их компьютерах ничего не было про этот лес, откуда бы Мартинес взял информацию о нем?
– Наверно, здесь вода недалеко, - предположил Лысый.
– Не обязательно, - сказала Инга.
– Неизвестно, на какую глубину уходят корни этих... как бы их назвать?..
– Сомневаешься, что они деревья?
– спросил я.
– Вообще говоря - да.
Загадочный лес выглядел необычно, однако не угрожающе. Идея устроить привал в его тени казалась заманчивой.
– Если там окажется ничего, можно и на несколько дней остаться, - сказал Лысый.
– Неплохо бы, - согласилась Даша.
– Сколько уже едем без перерыва.
Мартышка идти с нами не захотела, и мы оставили ее у машин. Облезлые заросли встретили нас кладбищенским молчанием и запахом гнилой соломы. Чем дальше мы шли, тем сильнее становился этот запах, и тем плотнее окутывала нас густая тишина. Стволы сплетались и срастались друг с другом ветвями, с которых спускались вниз воздушные корни. Случайно задев один из них плечом, я обнаружил, что он твердый и неподатливый как сталактит. Большие круглые листья на ветках оказались такими прочными, что никто из нас не смог их порвать.