Солнце далеко
Шрифт:
31
Брка, секретарь Окружного комитета партии, писал размашистым и неразборчивым почерком:
«Дорогие товарищи, я поражен вашими сообщениями и вашими действиями, о чем буду говорить ниже. Считаю, что вы поступили правильно, оставив Ястребац и перейдя в новые районы. Мы приняли такое же решение и только провал наших явок вызвал перерыв в связи с вами. Направление вы взяли верное. Район, в котором вы сейчас находитесь, очень важен для дальнейшего развития действий. Позже остановлюсь на этом особо.
Но я крайне удивлен всем, что случилось ранее. Товарищ Павле, исполняющий
Факты, которые товарищ Павле приводит в письме, для нас неубедительны. Они говорят только об одном, а именно: штаб и партийное руководство отряда, и в первую очередь товарищ Павле, растерялись. Люди, которые сохраняют присутствие духа в трудных условиях, люди, которые в состоянии хоть сколько-нибудь мыслить политически, никогда не совершили бы такой грубой ошибки. Мы не одобряем расстрела Гвоздена и расцениваем это как свидетельство паники и вашего неумения действовать разумно в трудных условиях. Это самая серьезная политическая ошибка, которая была допущена с момента образования отряда. Гвозден имел большие заслуги перед партией и отрядом, он был популярнейшим человеком в крае, он имел огромное влияние на крестьянские массы, которые видели в нем своего человека. Мы связывали с его работой серьезные планы дальнейшего развития наших действий. Долгом партии, и в первую очередь товарища Павле, являлось беречь такого человека, сделать все, чтобы преодолеть его колебания. Мы убеждены, что он переживал кратковременный кризис, характерный для крестьянской психологии. Между тем комиссар отряда не предпринял ничего серьезного для того, чтобы побороть эти настроения Гвоздена и спасти его для партии. Этот случай говорит нам еще об одном обстоятельстве: вы отождествили методы партийной работы с методами штабной. Перед партией, товарищи, прежде всего стоит задача воспитывать и поднимать людей, спасать их, если они вступили на ошибочный и гибельный путь. Товарищ Павле забыл об этом и должен будет ответить со всей серьезностью перед партией, как только вы вернетесь обратно».
На этом заканчивалась первая часть письма. Далее Брка писал, что никаких связей с Учей у них нет, что последний находится на Ястребце и ведет непрерывные бои. Сведения, которые они имеют, говорят о том, что он несет тяжелые потери. Брка предупреждал, что ожидается переброска немецких сил. Поэтому партизанам следует быть начеку и, как только они заметят движение противника, спешно переправляться через Мораву и возвратиться на Ястребац. По всему видно, что немцы, вероятно, дня через три начнут наступление, так что он советует им уже сейчас продвигаться поближе к горам.
Эту часть письма Павле прочел бегло, только для порядка,
«Ошиблись?! И это говорит Брка! Не нужно было расстреливать?.. Да как же я мог спасти его? Разве Брка не понимает? Невероятно!» — Он облокотился на стол и закрыл лицо руками. Так он сидел неподвижно, глядя перед собой, и вспоминал… Ястребац. Сумерки. Отряд построен. Гвозден говорит, и он говорит… Уча опустил голову… Партизаны как будто онемели, отряд идет молча. «Ошибся?!»
В комнате стояла тишина. Слышалось только тяжелое дыхание спящих бойцов да на улице время от времени раздавались выстрелы из винтовок. Джурдже, Бояна и Йован не сводили глаз с Павле. Они заметили его волнение и предчувствовали, что их ждут плохие вести. Вук медленно читал письмо. Прочитав до конца, он стукнул кулаком по столу и сказал:
— Я не согласен.
— Тише! — остановила его Бояна.
— Им легко критиковать оттуда! Вот я бы спросил его, если бы он оказался в нашем положении… — продолжал Вук.
Павле поднял голову и посмотрел на него.
— Не согласен! — сказал комиссар тихо, словно удивляясь его словам.
— Нет! Если мы ошиблись, я готов пустить себе пулю в лоб! — подтвердил Вук, приблизившись к нему и почти прислонившись лицом к его лицу.
Несколько минут все молчали. Павле казалось, что в голове у него все смешалось.
— А вы, товарищи, как думаете? Правильно мы поступили, расстреляв Гвоздена? Только говорите откровенно, по совести, — вполголоса обратился Вук к Джурдже, Йовану и Бояне.
Но они молчали, словно не зная, что сказать.
— Я думаю, что это было и правильно и необходимо, — начал наконец Йован. — Если бы мы этого не сделали, отряд остался бы на Ястребце и погиб.
— Что касается тактики, я согласен с Йованом. Если бы мы не ушли с Ястребца, от нас ничего бы не осталось, — сказал Джурдже и, оглянувшись, не слышит ли кто-нибудь из партизан, продолжал: — А вот, что Гвозден расстрелян, это плохо. Что бы случилось, если бы его не расстреляли? Ничего. Кто бы его послушался и пошел за ним? Никто. Его наказать нужно было и сместить, но неправильно и нехорошо, когда коммунист погибает от своих же товарищей. — Джурдже сделал ударение на словах: «наказать», «сместить» и «коммунист»; Павле совсем недавно принял его в партию.
— Да чего разговаривать! Вот из-за таких, как Гвозден, мы и проигрываем войну, — злобно прервал его Вук. — Не желаю и думать об этом.
— Не знаю, что написано в письме, может быть, я не имею права так говорить, но раз уж мы начали, будем говорить начистоту, — спокойно заметил Джурдже. — Не нужно было, товарищи, расстреливать коммуниста.
— Какой он коммунист? — снова выступил Вук. — Давайте, мол, бросим ружья и пойдем по домам, пока немцы не уйдут! И после этого ты считаешь, что он коммунист!
— Не я один…
— Все, кто считает так, ничего не понимают, — сказал Йован, прерывая Джурдже. — Впрочем, когда все кончится, тогда и посмотрим, кто прав.
— Я считаю, что товарищи просто не сумели разобраться в нашем положении. Ты, Павле, вероятно, плохо объяснил им это в своем письме. Когда вы встретитесь и ты подробно все расскажешь, они поймут, что иначе быть не могло, — мягко сказала Бояна, словно желая утешить Павле. — А что со Второй ротой? — с беспокойством спросила она.