Солнце и луна

Райан Патриция

– Ах, вот как! Понятно. В нашем лесу протекает речка, где он всегда купается.

– Хочу дядю Хью! – потребовала девочка, снова принимаясь извиваться.

– Ему нужно привести себя в порядок перед важной встречей.

По словам Хью, кроме короля Генриха и его юстициария, во всей Англии лишь два человека знали, чем он занимается, – супруги Фокс. Для остальных своих знакомых он был просто богатым бездельником, коротающим время в ожидании того дня, когда ему волей-неволей придется вступить во владение землей и заняться

делом. Мало кто знал как о пятнадцати годах военной службы (воспитание не позволяло людям задавать вопросы насчет его правой руки), так и о том, что Хью давно порвал всякие отношения с отцом. Свету также было неизвестно, что вряд ли он получит поместье, в котором вырос, даже после смерти нынешнего лорда Уэксфорда.

– Если хотите вымыться, совсем не обязательно удаляться в леса, – с улыбкой заметила Джоанна. – У нас есть переносная ванна. Я распоряжусь, чтобы вам ее приготовили на ночь.

– Спасибо, вы очень добры.

– Кстати, понравилась вам ваша комната?

– Она чудесна, – искренне ответила Филиппа, несколько ослабляя хватку, так как Нелл заметно успокоилась.

– Да, но маловата! Когда Грэхем пристраивал жилое крыло, он думал не о комфорте, а о количестве комнат.

– Зато она светлая, – рассеянно произнесла девушка, повернувшись к особняку, стоящему сразу за зеленым ковром луга.

Это было внушительное здание, состоявшее из старого крыла в виде буквы L, с пиршественным залом и часовней, и недавно достроенной части со множеством жилых помещений.

– Грэхем занялся нововведениями сразу после женитьбы, потому что мы решили иметь столько детей, сколько получится. Не хотелось, чтобы они жили вместе со слугами, как принято в некоторых домах. Мой муж никак не может забыть дортуары колледжа Святой Троицы, где в одном помещении жила сотня воспитанников, и казармы в Бове, где никто и не помышлял об уединении.

– Я писать хочу! – заявила Нелл, снова приходя в возбуждение. – Сейчас буду!

Филиппа перепугалась не на шутку.

– Леди Неллвин! – строго произнесла Джоанна, не поднимая головы от вышивания. – Разве я не говорила, чтобы ты не ждала до последней минуты?

– Но мне нужно, мамочка! – настаивала малышка, подпрыгивая на коленях Филиппы со страдальческой гримасой на лице.

– Ей нужно! – жалобно повторила девушка, думая о том, что на ней сейчас единственное чистое из двух платьев.

Другое еще нужно было привести в порядок после прогулки по грязным улицам Оксфорда, и если ребенку взбредет в голову… нет, только не это! В чем тогда предстать перед лордом Ричардом?

– А потерпеть ты не можешь? – осведомилась Джоанна у дочери.

– Лучше я опущу ее на землю… – начала Филиппа.

– Ни в коем случае! Она сразу пустится бегом, и нам ее не поймать.

С удрученным вздохом девушка снова прижала Нелл к себе. До сих пор ей и в голову не могло

прийти, что материнство – нелегкий удел.

– Кэт! – окликнула Джоанна. – Иди-ка сюда.

– А зачем?

– Вот подойдешь, тогда и узнаешь.

«И поторопись!» – мысленно обратилась Филиппа к старшей из дочерей Фоксов.

Кэтрин соскочила с ограды и направилась к ним с недовольным видом, едва переставляя ноги.

– Отведи сестру в уборную. И заодно уложи, раз уж так вышло.

– Но, мама! Игра еще не закончилась!

– Осталось недолго. Уже ясно, что победит твой брат с друзьями.

– Я ее отведу! – взмолилась Филиппа, ежесекундно ожидая ощутить на коленях теплую струйку.

– Очень любезно с вашей стороны, но Кэтрин должна учиться послушанию.

Старшая девочка надулась, однако безропотно сняла сестренку с колен безмерно благодарной Филиппы.

– Идем уж, горе мое! – сказала она с забавно взрослыми интонациями, чмокнула Нелл в пухлую щечку и потянула за руку к дому.

У девушки вырвался продолжительный облегченный вздох. Джоанна засмеялась.

– До чего же вы с Адой похожи! Знаете, мы ведь были подругами, когда она жила в Лондоне. Правда, тогда она была тяжело больна.

– Я знаю о вашей дружбе по ее рассказам. Она очень благодарна вам с Грэхемом за заботу. И я тоже.

– Она все еще в Италии?

Ада никогда не выказывала такого рвения к учебе, как Филиппа, но за время лечения в лондонской больнице Святого Варфоломея заинтересовалась искусством врачевания. По возвращении в Париж она уговорила отца послать ее в Салерно, в медицинскую школу.

– Да, она все еще там, но случилось кое-что, о чем вы, наверное, не знаете. Ада теперь замужем.

– Да неужто?

– За итальянским доктором по имени Томмазо. Я с ним не знакома, но из письма следует, что это высокий кудрявый брюнет, сложенный, как римский бог.

– Бог, ни много, ни мало? – Джоанна засмеялась. – Она по уши влюблена, вот что!

– Думаю, она и вам написала все это, но письма из Италии идут так долго! Ада очень счастлива. Тамошний мягкий климат полезен для ее здоровья, работа радует не меньше, чем брак, вот только она подумывает о том, чтобы завести ребенка.

– Почему «вот только»? – удивилась Джоанна.

– Потому что ей придется отказаться от врачебной практики.

– Разумеется. – Судя по тому, каким задумчивым стал взгляд Джоанны, она вспомнила о своих детях. – Впрочем, и отнимется, и воздастся.

– Нет ничего, что могло бы воздать за утрату свободы! Она превыше всего! – пылко заверила Филиппа.

– Вы мыслите в точности как мой брат, – усмехнулась Джоанна, возвращаясь к вышиванию.

– Хью? Вы, должно быть, шутите!

– Вовсе нет. Он помешан на том, чтобы ни от кого не зависеть, все решать самому и отвечать только перед своей совестью. В этом вы с ним похожи.