Солнце над Бабатагом
Шрифт:
— Это не пастух, это главный злодей — Улугбек! — крикнул Кузьмич.
— Подождите, лекпом! Я знаю его лучше вас, — сказал Куц.
Он подошел к Улугбеку и в упор посмотрел на него.
— Вот, товарищи, — заговорил Куц, обращаясь к бойцам, — Вот перед вами волк в овечьей шкуре, палач эмира бухарского! Убийца и вешатель! Трудно перечислить все его преступления. Это он расстрелял в Катта-кургане пытавшихся бежать активистов-дехкан! Это он убил секретаря укома товарища Исмаилова! Это он жег, грабил и громил кишлаки, восставшие
Улугбек быстро выскочил из круга бойцов и, бросив посох, кинулся к юртам. Там, за поворотом, был выход в долину.
— Держи! Лови! — закричали бойцы.
Хрипло дыша, слыша за собой грохот сапог, Улугбек бежал по тропинке. Но навстречу ему уже скакали всадники в малиновых бескозырках. Палач шарахнулся в сторону и вдруг оказался на краю пропасти. Весь съежившись, он повернулся и бросился на догонявшего его Кузьмича.
— Куда?! Стой!!! — не своим голосом крикнул лекпом. Он широко размахнулся и со страшной силой ударил Улугбека в висок кулаком.
Палач ступил шаг назад и, покачнувшись, сорвался с края скалы. На секунду мелькнуло грузное тело, и Улугбек, хватаясь руками за воздух, с отчаянным криком полетел в глубину…
Спустя несколько дней Кузьмич и Даша въезжали с обозом в Юрчи.
Лекпом посматривал по сторонам, поражаясь происшедшим без него переменам. «Гляди, гляди, что соорудили наши ребята, — думал он. — Вот это, факт, Молодцы!» Своими мыслями он поделися с Дашей, показав ей на высокое здание летнего театра со сценой и длинными рядами скамеек.
— Еще и не такое здесь будет, Федор Кузьмич, — сказала Даша, — железную дорогу проведут, домов, магазинов понастроят.
Они въехали под крышу базара. Вдоль пустовавших раньше лавочек висела громадная вывеска. На ней арабскими и русскими буквами было написано «Госторг» и изображен караван, поезд и пароход. Несмотря на будничный день, множество дехкан толпилось у прилавков.
— Ну вот! А что я говорила? — воскликнула Даша, взглянуз на Кузьмича смеющимися голубыми глазами.
— Да, факт, здорово оборудовали, — сказал лекпом. — Ну-ка, товарищ, придержи лошадей. Нам здесь сходить, — сказал он ездовому.
Они направились к кибитке лекпома, где Кузьмич хотел устроить Дашу до попутной оказии.
Навстречу им часто попадались дехкане. Кузьмич обратил внимание, что почти у всех был какой-то праздничный вид.
— Разве сегодня праздник? — спросил он у Даши.
— Обычный день, — сказала она. — Вот через три дня будет праздник — годовщина Октябрьской революции.
Они свернули за дувал и вышли к кибитке лекпома.
Климов с лопатой в руках трудился над грядкой. Увидев Кузьмича, он выронил лопату и остолбенел. Потом трубач сделал движение, словно хотел перекреститься. В следующую минуту друзья душили друг друга в объятиях.
Они говорили что-то, вскрикивали и, размахивая руками, хлопали себя по бокам.
— Видел, видел я ваш театр, Василий Прокопыч! Знатно построили! —
— Товарищ Бочкарев очень даже доволен, — просиял Климов.
— Факт… Что это народ сегодня веселый? — поинтересовался лекпом.
— А как ему не быть веселому? Землю получили, оттого и веселые. Тут две недели землю делили, а у кого коней нет, так тем наши бойцы сами запахали.
— А что это вы копаете?
— Под картошку. Товарищ Кондратенко прислал.
— Чо же, вы думаете на зиму сеять?
— Нет почву готовлю.
Кузьмич ступил шаг назад и оглядел товарища критическим взглядом.
— Василий Прокопыч!
— Что такое?
— Вроде вы потолще стали?
Трубач усмехнулся и похлопал себя по округлившемуся животу.
— А как не стать толще? Самое дело. — Он еще усмехнулся. — Товарищ Лопатин с охотничьей командой уже сколько кабанав перебил… Ну и мясо, Федор Кузьмич! Сплошной аромат! Они ж джугару жрут, виноградом закусывают. Вот мы их и тово, потребляем.
— Та-ак, — протянул лекпом, — Значит, кабаны… А как мои собаки?
— Ничего… Живут. Федор Кузьмич, чтой-то я не пойму: вы что женились? — тихо спросил трубач, показывая глазами на стоявшую поодаль Дашу, которая скромно молчала, чтобы не помешать встрече товарищей.
— Что вы, Василий Прокопыч! — смутился лекпом. — Куда мне на старости лет! Это пленная. Я ж ее у басмачей отбил. Меня как под караул посадили, я ночью, факт, часового снял, потом так остервенился, самого главного злодея Махмуд-Качая убил. Потом ее освободил. А тут и Туркестанский полк ко мне на помощь подоспел.
— Ох, и боевой же вы человек, Федор Кузьмич! Сразу видно — бывалый солдат, — сказал восторженно Климов.
— Это для нас ничего не стоит, — подхватил лекпом с солидным достоинством. — Помните, Василий Прокопыч, на польском фронте я один всю жандармскую охранку с землей смешал?
— Да уж вы у нас герой, Федор Кузьмич.
— Ну какой там герой, — скромно заметил лекпом, — ко как старый солдат, факт, могу соответствовать.
Потом он подозвал Дашу, познакомил ее с трубачом и сказал ей, что она может располагаться в его кибитке, как у себя дома.
После этого Кузьмич направился в штаб полка, чтобы доложить о себе начальству и заодно испросить у Федина разрешения собрать для Даши денег на дорогу.
К вечеру Кузьмич возвратился в кибитку и выложил перед Дашей тридцать червонцев.
— Ой, да зачем это вы, Федор Кузьмич! — краснея, заговорила она. — Мне, право, и брать неловко.
— Ничего, ничего, Дарья Степановна, — сказал лекпом с важным видом, — как вы есть, факт, пострадавшая. А у нас у буденновцев, закон: пострадавших поддерживать. Да. Берите — и никаких. В Каршах купите себе платье, ну и еще там чего нужно по вашему женскому делу и приедете домой, как следует быть человеку…