Солнце над Бабатагом
Шрифт:
Вокруг все еще стояли серые сумерки. Среди них мелькали тени скачущих всадников. Вдали постукивали редкие выстрелы.
Саид-Абдулла чуть было не вскрикнул от радости, между юрт стоял чей-то оседланный конь. Второпях совершенно не сообразив, что лошадь, как обычно, была привязана за ногу к колу, он вскочил в седло, разобрал поводья и, взмахнув плетью, помчался.
«Что за чудо?»— подумал Латыпов. Он увидел, как тучный всадник, низко пригнувшись к луке, скакал галопом по кругу. Но он тут же сообразил, что происходит. Несмотря на то, что кругом гремел бой, его рябоватое лицо расплылось в улыбке.
— А
Саид-Абдулла смотрел на него круглыми от ужаса глазами. Мелкая дрожь била его полное тело.
— «Друг… Я — свой… — забормотал он срывающимся от волнения голосом. — О, валла!.. Я не противник… Я купец… Савдогар… Билясан?.. Понимаешь?..
Латыпов оценивающе смотрел на Саид-Абдуллу. Этот перепуганный насмерть рыхлый человек с дрожащим дряблым лицом не был похож на басмача. И уже зная, что среди кочевья находится купеческий караван, Латыпов хотел было отпустить Саид-Абдуллу. Но вдруг подскакавший джигит с винтовкой в руке закричал полным ярости голосом:
— У, ялганчи! Улль!
Саид-Абдулла кулем скользнул с лошади, собираясь бежать, но выстрел джигита настиг его. Он привскочил, прошел шага два, вихляя, раздирая руками халат на груди, и грузно упал на песок.
Со всех сторон подъезжали на выстрел всадники. Прискакал Гриша, держа в руке опущенный клинок. За ним подъехал Климов, в атаке потерявший из вида приятеля (Кузьмич, как обычно, замешкался где-то в тылах). Следом прискакали два бойца из первого взвода. Но тут появившийся из-за бархана всадник с рыжими усами закричал сиплым дискантом:
— Ребята, ну что вы делаетя? Ну как вы, ей-богу, не понимаетя? Слышитя, сбор играють? Айда все за мной!
Действительно, у колодцев, где остановился штаб группы, трубач трубил сбор.
Тут же, прислонясь спиной к стенке колодца и устало вытянув длинные ноги, сидел Ипполитов, допрашивающий вместе с Петровым пленного курбаши. Агентурные сведения, полученные за несколько дней до похода в пески, подтверждались: Абду-Саттар-хан имел приказ Энвер-паши объединить все шайки под своим командованием и вырезать город Каган, где размешался штаб 13-го стрелкового корпуса. Своевременный разгром банды помешал этому намерению.
Допрашиваемый курбаши плакался, говоря, что он пошел к Абду-Саттар-хану не по своей воле, а его послал бай, пригрозивший в случае неповиновения не дать ему в аренду земли…
Начинало смеркаться. Вблизи колодцев пылали костры. В больших чугунных котлах — казанах — варился ужин. Тут же на кошмах, коврах, а то и просто так, на песке, подложив под голову локоть, спали бойцы.
Рядом с Вихровым лежал Кондратенко. Их отношения определились еще с первой встречи. Вихрову нравился своей простотой этот веселый молодой командир. И он, вспоминая, как ему самому было трудно в первое время по прибытии в полк, старался во всем помогать Кондратенко.
От костра потянуло запахом жареного мяса. Вихров почувствовал, как ему хочется есть.
Кондратенко приподнялся и взглянул на него.
— Попьем? — предложил с улыбкой, зачерпывая полную кружку воды из стоявшего рядом брезентового ведра.
Вихров, хотя уже и не очень хотел пить, но все же с наслаждением
— Да, хорошо, — сказал он.
— Все-таки нашему эскадрону повезло, — подхватил Кондратенко, — потери небольшие.
— А вот Кошевого из первого эскадрона убили, — поднимая голову, сказал Латыпов, который, казалось, давно уже спал. — Рядом бежали. Пуля в самый лоб стукнула… Жаль его, старый буденновец. Семен Михайлович сколько раз его отличал. Такой был рубака.
— Рубака! — подхватил Гриша. — А вы видели, как наши джигиты из мусульманского отряда сегодня дрались? Дым с огнем! Как рванули в атаку — и пошли, и пошли, только перья летят!
— Я видел, как у них один жеребец схватил, значит, за холку басмаческого, повалил, подмял под себя вместе с басмачом и давай, значит, ногами топтать, — сказал Латыпов.
— Это они на пайге так приучились, — пояснил Гриша.
— Я вот все смотрю на Гришу, — заговорил Кондратенко, — смотрю и вспоминаю, что в вашей дивизии должен служить один мой землячок. Такой же дядя здоровый.
— Кто такой? — поинтересовался Латыпов.
— Дерпа. Не знаете, в каком он полку?
— Дерпа? — подхватил Вихров. — Так он же нашего полка. Сейчас он в высшей школе… Он тоже из Донбасса.
— А разве вы донбассовский? — спросил Гриша.
— А как же! Из Ровеньков. Знаете?..
— Из Ровеньков? Я знаю. Бывал, — сказал Кузьмич, присаживаясь.
— Что это вас, товарищ доктор, вроде раздуло? — спросил Гриша, с улыбкой глядя на лекпома.
— Ведра два воды выпил. Факт. Еще пить хочется.
— Смотрите, товарищ лекпом, чтобы у вас рыба не развелась в животе, — сказал серьезно Кондратенко.
— Как это рыба? — насторожился Кузьмич.
— Очень просто.
— Изволите шутить, товарищ командир, а мне не до смеха.
— Что так?
— Есть, здорово хочется, — кивая в сторону котлов, снисходительно ответил лекпом. — Пейпа! Пейпа! — крикнул он фуражира.
— В чем дело? — спросил тонкий голос.
— Ты что же спишь! Ведь у тебя обед, факт, подгорает!
— Это, может, у кого другого. Только не у меня, — спокойно отвечал толстяк, исполнявший обязанности повара. Он поднялся, подошел к котлу и, подняв крышку, попробовал плов. На его красном, с блестящими щеками круглом лице появилось блаженное — выражение. Он облизнулся.
— Ну как? — спросил Кузьмич.
— Через полчаса будет готово.
— Смотри, чтобы все было в порядке! Надо хорошенько ребят накормить.
Лекпом внушительно покашлял, угрожающе пошевелил усами и направился к юртам.
Неподалеку от того места, где лежали Вихров и Кондратенко, послышался смех. Вихров прислушался. Разговор шел о том, как можно до смерти напугать человека. Сачков рассказывал молодым бойцам о своей службе в драгунском полку в начале германской войны. Драгуны, разъезд в шесть человек, встретив по дороге корчму, крепко выпили. Однако все могли ехать дальше. Только один, хватив лишнего, захрапел тут же у ног привязанной лошади. В это время с другой стороны к корчме подходил немецкий разъезд. Услышав, что свои уходят все дальше, лошадь, как это обычно бывает, начала беспокоиться и наступила на спавшего драгуна. Тот спросонья заорал, засквернословил дико-отчаянным голосом. Немцы испугались и удрали…