Солнце Правды. Современный взгляд на Апокалипсис святого Иоанна Богослова

Монахиня Нина

«...тело сделалось собственным Слова, а не человека какого-нибудь особо и отдельно, не иного, кроме Него, разумеваемого Христа и Сына. Как тело каждого из нас называется собственным, потому что есть отдельно – его: так должно думать и об едином Христе; ибо хотя его тело сродно нашим телам, т.е. одинакового существа... но разумевается и называется собственным Его».

Таким образом, «Я» Бога Слова, Его Лицо, соединяется в материнской утробе с плотию и делается её Лицом, её собственным «Я» (расширяя как бы Свои «владения»: «Я» в Божестве и «Я» в человечестве – одно и то же Лицо).

Св. Кирилл со всей определённостью подчёркивал, что соединение двух природ в едином Лице происходит без какого-либо превращения или слияния их, однако же соединение это и нераздельно, ибо одна ипостась (составленная из двух природ), а не две ипостаси, поскольку само Его Лицо (т.е. самосознание «Я»)

нерасчленимо, – мысль, которую он выражает в следующих словах:

«...без превращения и без смешения совершилось дело спасения» (2), «...единый Христос... разумеется соединённым из двух... и различных природ в неразделимое соединение...» (2).

В другом случае он отмечает:

«Мы говорим, что две природы соединены, но после соединения деление на два существа не имеет места; посему веруем, что есть одна природа Сына, потому что существует один, сделавшийся человеком и плотию» (3).

Здесь св. Кирилл употребляет выражение «одна природа Сына», имея в виду Божественность Его Лица, которое одно только и существует (нет другого, отличного от этого лица – иное «я» не родилось вместе с человечеством). Эти его слова, будучи неправильно поняты, одних приводят к мысли о недопустимом смешении у него понятий «лицо» и «природа», а других подталкивают уже к совершенно еретическому толкованию, как о намёке на некую единую, смешанную природу, против чего св. Отец, как мы уже видели, как раз категорически возражал. Но это недоразумение и в том и другом случае. Как мы уже ранее отмечали, в определённом смысле возможна подстановка понятия «природа» вместо понятия «лицо» – именно тогда, когда подчёркивается мысль о происхождении лица (в данном случае св. Отец проводит мысль о Божественном происхождении Лица Иисуса Христа). Что касается смешанной природы, то ему, по-видимому, и в голову не могло прийти, что, возможно, будет такое искажение его мысли, поскольку он неоднократно подчёркивал совершенно определённый свой взгляд по данному вопросу.

Подобное же недоразумение имеет место, когда св. Отцу приписывают ещё и смешение понятий «лицо» и «ипостась», например, ссылаясь на следующий текст:

«Кто изречения евангельских и апостольских книг относит к двум лицам, или ипостасям...» (4), – в котором автор предаёт анафеме еретиков всех времён, исповедующих два Лица в Иисусе Христе, а значит, и две раздельные Ипостаси. В этом тексте, разумеется, нет и намёка на подобное смешение, а, напротив, подчёркивается мысль как раз о невозможности двух раздельных лиц (человеческого и Божественного), потому что это означало бы наличие двух ипостасей, тогда как ипостась одна – это ипостась не разделимого на части Богочеловека Иисуса Христа. На подобное же смешение нет намёка и в следующей фразе (из его послания к Акакию Мелетинскому):

«Ты не соглашаешься наименования их приписывать двум лицам, т.е. ипостасям...» (5)

Здесь, как и выше, речь идёт о том, что два лица всегда означают наличие двух ипостасей, тогда как последнее совершенно невозможно по уже упомянутым выше причинам.

Эти тексты, напротив, ценны особенно тем, что в них содержится не только означенная выше мысль, но и другая, не менее содержательная – о том, что ипостась представлена всегда своим лицом, как образом её бытия, – нет безличноcтной ипостаси, и уже из этого утверждения следует: коль скоро лицо одно, то и ипостась едина.

Ипостасное единство для него означает:

«...не что иное, как то, что естество, или ипостась, Слова по истине соединилось с естеством человеческим без всякого превращения или изменения... и мыслится и есть единый Христос, Бог и человек» (6).

Таким образом, ипостасное единство – это единство Лица Христа, Который являет Себя и в Божестве и в человечестве единородным Сыном Божием.

Подобная же мысль о том, что ипостась представлена всегда своим лицом, содержится в следующем высказывании св. Анастасия Синаита:

«...ведь в собственном смысле слово „рождение“ есть добавление ипостаси... Ибо там, где новое рождение, там становится известным и добавление лица» (7).

То есть коль скоро рождается ипостась, то, значит, рождается и лицо (некто), ибо лицо есть «я» ипостаси (её самосознание). И св. Кирилл, обсуждая этот вопрос, как раз делает упор на то, что лицо в акте воплощения не иное родилось, а именно Лицо Сына Божия соединилось с плотию, включив её в Свою предвечно сущую Ипостась.

Таким образом, св. Кирилл Александрийский, как мы видим, исходил из неслитного и нераздельного соединения двух природ – Божественной и человеческой в едином Лице Сына Божия, составивших собою одну сложную Ипостась Богочеловека. Она же есть II Ипостась Бога-Троицы, воплотившаяся.

В

отличие от него, монофизиты и монофилиты не так чётко, как св. Отец, представляли себе сам образ соединения двух природ в единой ипостаси. Отталкиваясь от ипостасного единства, при отсутствии в их терминологии понятия о лице и вследствие этого блуждая в тумане неясности о самом образе соединения природ, они вынуждены были эту неясность сокрыть в идее о некоем «естественном» или «физическом» соединении природ. Да, действительно, природы соединились в едином Лице Сына Божия, оставаясь тем не менее неслитными, тогда как у них эта «естественность», при попытках её конкретизации, начинала всё более приобретать образ некой сложной природы – не Божественной и человеческой в их неразлучном соединении, а смешанной или, пользуясь современным языком, – некой синтетической природы. Интуитивно ощущая важность (с точки зрения христологии) признания единого личностного начала, действующего в обеих природах, соединившихся в одной сложной Ипостаси, и не находя этому объяснения вследствие отсутствия чёткого представления об одном субъекте, проявляющем Себя в двух природах, они вынуждены были измышлять некое смешение природ, чтобы как-то обозначить сокрытое от них Лицо в расплывчатом образе «единого богомужнего действия». Естественно, что при этом не могло идти и речи о двух волях и двух энергиях, коль скоро естества смешались в одно. Отождествляя понятия «лицо» и «ипостась», не видя в них хотя и тонких, но существенных различий, они, естественно, не могли признать как двух неслившихся природ в единой ипостаси, так и двух действований, и двух воль, ибо это означало бы для них борьбу противоречий в Божественной природе, что было, разумеется, абсурдом.

Как мы уже отмечали, ипостась, в отличие от лица, может быть составной, будучи представленной в нескольких природах (например, душа и тело в единой ипостаси человека), но лицо, являющее образ бытия самой ипостаси, всегда едино. С другой стороны, лицо, проявляя себя в различных природах единой ипостаси, действует сообразно с их естеством, тогда как единичная природа именно тем и отличается от иной, что имеет свои особые свойства, а значит, предъявляет лицу определённые требования для сохранения своей целостности и единства. Поэтому при наличии двух природ не может быть одного действования лица, как образа бытия сложной ипостаси. Это как раз и находит своё выражение в наличии двух воль, двух энергий и действований, сообразных с потребностями и самого условия существования составляющих его естеств.

Тут требуется, однако, некое уточнение, касающееся природы воли, чтобы было вполне понятно, как могут сосуществовать в едином Лице, божественном по своей природе (ввиду Своего происхождения), различные воли и энергии действования, относящиеся к двум несходным по своим свойствам природам? Не значит ли это, что, отбросив, как еретическое, суждение о синтетической природе Богочеловека Иисуса Христа, мы вынуждены будем либо расчленить Его Лицо на два «Я», два самосознания, либо прийти к еще худшему, чем вышеозначенный, синтезу самосознаний единого Лица? Однако это невозможно ни в том, ни в другом случае, потому что самосознание «я» по самой своей природе едино и неделимо. Что касается воли, то она, как способность к выбору цели деятельности и внутренним усилиям, необходимым для её осуществления, являет собой специфический акт, несводимый к власти актуальных потребностей физической природы или импульсивных действий. Главное в волевом акте заключается в осознании ценности действий, направленных для достижения цели: не переживания типа «я хочу», а чувство «надо», «я должен». Если первое всецело диктуется природой (естественной или извращённой), то второе в значительной степени связано с психическими факторами личности, как функции процессов мышления или представлений. Однако же воля не сводится к сознанию и деятельности как таковой, ибо не всякое сознательное действие является волевым, а только то, которое базируется на свободном выборе из альтернативных идей той, которая согласуется с системой ценностей, соответствующей принципам и нормам данной личности. Таким образом, воля является производной функцией ума и относится к деятельной сфере человеческого духа с его самосознанием, освещающим ум, являющимся его, так сказать, озарением. Следовательно, Богочеловек Иисус Христос, будучи Богом по происхождению, действует сообразно и в человеческой природе, так что Его самосознание, освещая ум Его человеческого естества (без изменения его свойств), делает его совершенным, как образ и подобие Божества. Таким образом, единое Божественное Лицо Иисуса Христа являет Себя в двух природах, Божественной и человеческой, оставаясь самотождественным Себе, как II Лицу Бога-Троицы.