Солнце слепых
Шрифт:
В первый же вечер и ночь не было ничего нового и неожиданного. Все напились, всю ночь пели, плясали, блевали за борт, а под утро расползлись по каютам. Кто-то уснул на ящике с песком.
Следующим утром случился маленький инцидент. Анна Семеновна с молодой коллегой, доцентом Блиновой, прогуливалась по палубе. Навстречу им шел капитан Дерейкин. Вдруг доценту показалось, что сбоку прошлась крыса, и она едва не бросилась со страху капитану на шею.
– Крыса!
– вскрикнула она.
–
– спросил капитан, отстраняясь.
– Обыкновенная крыса. Крупная мышь.
– Разносчик заразы!
– глаза дамы были круглы, как и ее рот.
– Не только, - невозмутимо ответил капитан.
– Прежде всего она разносчик культуры. Чем выше культура, тем больше крыс. «Красной Москвой» изволите душиться?.. Простите, у меня дела.
– Это поразительно: его больше заботит, как себя чувствуют на корабле не женщины, а крысы!
– раздался разочарованно-возмущенный голос доцента.
– Ксения Львовна, вы что, не видели крыс?
– услышал капитан голос Анны Семеновны.
«Не хватает мне заботиться о чувствах дам, - подумал он.
– Только начни, заботам не будет конца. Что чувствует крыса, сталкиваясь с людьми? Соглашается с ними, что она вредный грызун?»
Вечером в капитанской каюте раздался стук в дверь и зашла Анна Семеновна.
– Позвольте - на краткую ау-ди-энцию? Капитан, забыла спросить вас днем! Почему вас вчера не было видно на танцах?
– Я невидим, мадам.
– Почему бы вам не спуститься с высоты капитанского мостика на грешную палубу и не станцевать с дамой хотя бы один танец? Какую-нибудь румбу? У вас же тут сплошные румбы и ямбы. Ведь ваш корабль, капитан, создан для танцев! Он настоящая плавучая танцплощадка!
– Анна Семеновна притопнула несколько раз ножкой.
– Нам бы, нам бы, нам бы всем на дно!
– Потому и не хожу, что у нас в трюмах опасный груз.
– Невольницы?
– Пороховые бочки. А я, когда танцую, очень сильно стучу ногами о палубу. Боюсь, от детонации мы все улетим к чертовой матери!
– Ах, какая прелесть! И что удивительно, ни тени улыбки на вашем мужественном лице! Почему бы вам не улыбнуться, капитан? Улыбка так освежает! И вдохновля-а-ет дам, между прочим. Капитан, капитан, улыбнитесь!
– Ценность улыбки возросла с изобретением зубных протезов.
Капитан оскалил зубы.
– У вас прелестные зубы!
Капитан помрачнел.
– А вы все в танцах, мадам?
– Да, знаете ли, и всю жизнь!
«Стрекоза», - подумал он.
– Что же, всю жизнь так вот и пляшете?
– Сперва пела. А потом, как нас зимой взяли в прохладительную поездку, только и делаю, что пляшу.
– Как это, прохладительную?
– Этапом! В те славные
– То-то вы худая такая. Стройная, - поправился капитан.
– Тот, кто хочет продать слепую лошадь, хвалит ее ноги, - говорят немцы, - рассмеялась Анна Семеновна.
– От худой жизни толстой не будешь. А танцы стройнят.
Анна Семеновна бросала на пирата взгляды и прямо, и сбоку, и распахнутым глазом, и прищуром, и застывшим, и подмаргивая. Испробовала все. Гранит. А может, слеп? Она провела ладонью у лица капитана. Тот проводил ее ладонь холодным взглядом. Небольшая, но крепкая ручонка!
Капитан хорошо знал: какие бы взгляды ни бросала женщина на мужчину, какие бы комплименты ни сыпала ему, она делает все это исключительно ради собственного удовольствия или выгоды. Рациональная точка зрения, выверенная жизнью.
– Вы так скупы на слова!
– сказала Анна Семеновна, вложив в них как минимум три смысла. При всей своей многословности и фееричности Анна Семеновна в мужчинах ценила сдержанность и молчаливость. Настоящий мужчина, по ее мнению, должен напоминать пограничный столб, по сию сторону от которого чувствуешь себя уверенно и дома.
– Увы, если мужчина станет говорить столько же, сколько говорит женщина, ему не хватит жизни.
– Оттого вы меньше живете! Меня звать Анна, а вас, капитан?
– Дрейк. Фрэнк Дрейк, - сипло представился капитан.
– О!
– воскликнула Анна Семеновна и стала сыпать английские фразы вперемешку с латинскими, на которые капитан реагировал одинаково: никак.
Правда, один раз у нее вышла досадная осечка, но капитан, видимо, не имея классического образования, к счастью, ее не заметил. Анна Семеновна воскликнула: «Imago animi vultus» («Лицо - зеркало души»), и тут же прикусила губу. Если на опаленном огнем лице капитана остались такие рубцы, что же было у него, у бедняги, с душой? Она подавила привычку то и дело выражаться по-латыни, но не выражаться вообще.
«Аудиенция» явно затягивалась. Дрейк уже пару раз поглядывал на часы. Даже встал, прошелся по каюте взад-вперед, постучал пальцами по томику Блока.
– Позвольте, капитан?
– Анна Семеновна потянулась за книгой, полистала страницы.
– Я вижу, вы любите его, вон какие захватанные страницы.
– У меня руки по локоть в крови.
– Шутник! А сами не пишете стихи? У вас удивительно поэтический взгляд на мир, и у вас та-кие глаза...
– Нет, воздерживаюсь. Хотя слово люблю.