Солнце слепых
Шрифт:
Рауль тут же предложил аукцион. Он на этот случай специально захватил с собой объемистый кошель со звонкой монетой, а в толпе маячил его приятель с запасным, думаю, не менее объемистым кошельком. Если бы я согласился, скорее всего, Изабелла досталась бы ему, так как со мной была явно недостаточная для выкупа сумма, всего несколько сотен реалов.
Я выбрал дуэль. Обязательным условием было непременное согласие обеих сторон с одним из вариантов. Рауль от дуэли отказался. Но отказался весьма изящным способом: он процедил, что ему жаль оставлять английскую эскадру
Оставался договор. Опять-таки, мы вынуждены были принять его, так как остальные возможности мы сами же и отвергли. Нас неправильно могли понять наши коллеги. Заключили договор. Договор состоял в том, что мы решали, на какой срок пленница переходит к нам, а решить, к кому ей идти первой, она должна была сама. Нет, она не падала нам в ноги, не ползала по песку, не умоляла и не рыдала, она только сказала, спокойно переводя свой взгляд с Рауля на меня и обратно:
«Я буду принадлежать тому и только тогда, кому отдам свое сердце и когда сама захочу этого. Мне все равно, кто будет первым. Первые все равно не вы! Можете тянуть жребий». Она произнесла это по-испански, а затем повторила по-английски и по-французски. Всех невольно восхитило мужество и гордость этой женщины.
«Итак, - сказал я, - непременное условие: никакого насилия над ней».
«Хорошо, - с ироничной улыбкой согласился Рауль.
– Можно это даже записать, а нам расписаться. Кровью!» - рассмеялся он.
Изабелла презрительно посмотрела на него.
Жребий выпал Раулю. По договору неделю она принадлежала ему, неделю мне, а затем я, как последний ее хозяин, решал ее судьбу: оставить у себя, отдать команде или продать.
Через неделю состоялась торжественная передача пленницы. У нее был несколько изможденный вид, но красота не поблекла, а только стала еще более выразительной. Я спросил ее: было ли оказано насилие над ней со стороны первого хозяина? Если бы таковое было, по условиям договора Рауль был бы изгнан из эскадры, без права возвращения к нашей благороднейшей профессии.
«Нет, он выполнил обещание», - презрительно улыбнулась она, красноречиво поглядев на руку француза.
Его рука была перебинтована и висела на перевязи. Рауль был явно смущен этим.
Я отвел Изабеллу в дом, где располагался со своими рабами, и предоставил отдельную комнату. Она попросила меня вернуть ей двух рабынь, без которых испытывает известные затруднения.
«Разве Рауль не вернул их вам?»
«О рабынях вы с ним в своем договоре забыли упомянуть».
«О, простите нас великодушно...»
«Великодушно? Что ж, это столь редкое качество в этих краях, что я, пожалуй, прощу. Вы только не забудьте вернуть мне и Софью и Марию. А то здешний климат плохо сказывается на мужской памяти».
«Скажите, сеньора, рану Раулю нанесли вы?»
«Нет, - улыбнулась Изабелла.
– Вот эта миленькая штучка».
Она вытащила из рукава стилет и провела нежным пальчиком по трем его граням.
«Ой, порезалась».
«Соблаговолите принять», - я протянул ей кружевной платок с вензелями «Ф» и «Д».
«Благодарю вас.
Я поддался порыву и перехватил ее руку. Я поднес ее к своим губам и поцеловал ранку. Кровь показалась мне сладкой.
«У вас сладкая кровь», - невольно вырвалось у меня.
«Что, у других пленников она горчит?»
Я невольно рассмеялся. Недобрый огонек в ее глазах погас. Она тоже улыбнулась.
«Довольно, мне уже не больно, - сказала она, отнимая руку от моих губ.
– Вы мне предложите постель, воду и еду?»
«Он что, издевался над вами?»
«Нет, сначала он мне предложил стать его наложницей, и клялся осыпать меня золотом и изумрудами. Когда я ему отказала, он попытался овладеть мной силой, демонстрируя свои мужские достоинства и красочно расписывая утехи, которые ожидают меня, но я жестоко высмеяла его. Двое суток он потратил на уговоры, а потом распорядился давать столько еды и питья, чтобы я только не умерла с голода и от жажды. А спать разрешал не более трех часов в сутки. В остальное время меня будили его люди. Зато в последний день он заявился ко мне с царскими дарами, засыпал подарками, вниманием и обхождением. Стал угощать вином, яствами, но я сразу же почувствовала в вине привкус снотворного снадобья (я прошла эту школу в Венеции) и не стала пить. Тогда он велел мне выпить бокал, и тут я...» - Изабелла не удержала зевок.
«И тут вы вытащили эту миленькую штучку с трехгранным жалом? Вот ваше ложе, сейчас вам принесут все необходимое. Спокойной ночи, сеньора».
«Благодарю вас, - произнесла Изабелла и опустилась на ложе.
– Простите меня, у меня не осталось никаких сил...»
Самое интересное началось у нас с Раулем, когда закончилось мое недельное право на пленницу. Он пожелал задать вопрос, не прибегал ли я по отношению к ней к насилию.
«Нет, не прибегал, - с насмешкой ответила Изабелла.
– Разве вы не видите, его рука не болтается на тряпке».
Взбешенный Рауль занес над ней руку, но я успел перехватить ее. Француз стал вырывать свою руку из моей, но у меня рука достаточно цепкая, и я не выпустил ее. Тогда Рауль выхватил кинжал левой рукой и точно вонзил бы мне его в правый бок или в спину, но Изабелла обеими руками схватилась за него. Брызнула кровь из ее порезанных пальцев. Рауль замешкался, и я ударом кулака свалил его на землю. Зрители стали кричать: «На рею его! Повесить! Вздернуть!»
Я велел позвать Бонтемпса, чтобы он забрал своего помощника и сам решил его участь.
В Изабелле я нашел самую преданную женщину, какую только мог отпустить Господь мужчине. Нет, мы не были с ней близки, как можно было предположить, но сколько интереснейших бесед провел я с ней, Бог тому свидетель. Эта Изабелла оказалась родственницей Изабеллы Розер, той самой Розер, которая помогла Игнатию Лойоле в организации ордена иезуитов. Тайком от всех я переправил потом Изабеллу на родину».
– Надо же, я помню тот рассказ слово в слово, - сказал капитан.
– А ведь прошло сорок лет...