Солнце в две трети неба
Шрифт:
– Боитесь?– спросила молодая весёлая врач-психотехник. Все профессиональные психотехники делятся на две категории. Они либо молодые, весёлые и открытые – твои одногодки с которыми так просто поделиться чем-то или по-дружески спросить совета. Или добрые бабушки-старушки, смотрящие на тебя материнским глазами. Интересно: а как молодые и весёлые превращаются в добрых бабушек-старушек? По щелчку выключателя? Раз и стали бабушками. Или их увозят в секретный центр и не выпускают оттуда пока повзрослевший психотехник не начнёт соответствовать образу доброй старушки?
– Боюсь– призналась Ира потому, что это было правдой и, вдобавок, она сейчас слишком волновалась,
– Не стоит. Если любовь настоящая, то она останется. А если нет, то и не жалко. Будете друзьями– сказала психотехник.
Ира хотела ответить, что сама знает. И чтобы врач, чем давать непрошенные советы, лучше бы волновалась о случайной морщинки, из-за которой её отвезут в секретный центр и будут там держать пока она не станет бабушкой-старушкой.– Откуда я знаю: настоящая она была у нас или нет?– проворчала самый известный кибернетик солнечной системы. Член первой экспедиции к меркурию. Герой и легенда современной космонавтики.
– Вы посмотрите ему в глаза и сразу поймёте– посоветовала психотехник.
– Поэтому я и боюсь выходить– объяснила Ира.
Психотехник развела руками: –Но вы же не можете поселиться у меня.– Почему нет? Температура нормальная. Воздуха сколько хочешь – достаточно открыть окно. А спать можно на полу– мрачно улыбнувшись, она сжала ручку двери. Та и правда имела приятную форму, удобно ложась в ладонь. Дверь открылась.
Коридор пуст. Не так уж много космонавтов ежедневно возвращается из дальнего внеземелья, чтобы создать толкучку в центре, обязательной для связавших жизнь с пространством, психокорекции – месте, где дают взаймы любовь и, по возвращению, забирают её обратно. Короткое, ровно на один удар взволнованного сердца, облегчение – можно продолжать играть психологические прятки. Затем поворот головы и она увидела его. Денис стоял, привалившись плечом к стене: –Почему так долго. Я уже весь извёлся! Она сама не поняла когда подошла к нему. Глаза в глаза. Все люди братья. Но ей не хочется, чтобы Денис был братом. Кем угодно, но только не братом. Ира прислушалась к себе. Ничего не поняла и спросила, как в совсем древние времена женщины искали совета и спрашивали у мужчины: –Ну? Денис серьёзно посмотрел на неё и вдруг сказал: –Баранки гну.– Я тебя ненавижу!– Ира ударила его в грудь сжатыми кулаками.
Он перехватил её руки: –Это отлично! Это просто замечательно! Ты что, плачешь?– Нет– буркнула Ира.
Из открытой двери выглядывала понимающая, как лучшая подруга, врач-психотехник. Повернув голову, Ира посмотрела в её сторону. Врач улыбнулась: –Обычно сразу заметно. Если больше всего боишься взглянуть ему в глаза, то всё по-настоящему. Иначе бы не боялась.– Почему раньше не сказали?
– А вы бы поверили?– спросила врач.
Кибернетик покачала головой. Обнявшись ходить неудобно. Они обнялись крепко-крепко и не размыкали– Люди иногда расстаются и сами по себе. Всё правильно. Так должно быть. Аня пойдёт дальше, а у Антона Романовича, хотя он и называет себя «пенсионером», впереди целая половина жизни.
Денис прижал её к себе. Прижал сильно, до боли. Но Ира не пыталась вырваться: –Хорошо, что у нас не так.– Очень хорошо…
– Только теперь список доступных работ будет ограничен. Придётся выбирать те, где одновременно нужны кибернетик и энергетик.
– Уже жалеешь?– спросил Денис.
– Немножко– ответила Ира. Попыталась потереться носом о воротник его куртки и чуть было не оцарапалась о ребристую пуговицу.
Над головой пылала, горела всеми красками осени листва. Золотые, красные как вино и коричневые, словно шоколад, листья усеивали верхушки клёнов берёз и стройных, как девушки, рябин. А сквозь ещё частую, пусть и пожелтевшую, листву светило осеннее, ласковое солнце. Климатологи были правы. Окутавшая планету во время переломного момента – конца древнего мира и рождения мира нового – пелена облаков и туч постепенно истончалась. Солнечных дней становилось с каждым годом больше и больше. Совсем скоро яркий солнечный день перестанет быть чем-то редким и чудесным. И это чудесно само по себе.– … волюнтаризм!– говоривший человек был серьёзен. В нём всё было серьёзно. Начиная от погон и знаков различия и заканчивая тяжёлой челюстью и хмурым взглядом серых глаз оттенка перегоревшего пепла. Вместе с ним пришёл ещё один серьёзный человек из службы про которую снимают фильмы, пишут книги, в которую играют дети и о которой предпочитают не вспоминать лишний раз взрослые. Очень серьёзной службы. Человек из службы маленькими глотками пил горячий чай из Ириной любимой кружки. Чай заварила Катенька – молодой кибернетик со спецификой работы в дальнем внеземелье. Дело происходило в одной из «свободных» комнат для прошлых и будущих космонавтов при КосмСовПоле. Кто хотел, мог в этой комнате работать, кто не хотел – отдыхать приходя чтобы встретиться с товарищами или будучи выдернут срочным вызовом для серьёзного разговора, как Ира сейчас.
– Как такое вообще могло прийти в голову?– устало поинтересовался серьёзный человек.
– Пришло…
– Вижу, что пришло.
– Задали вы нам задачку, товарищ Горохова– вмешался в разговор человек из службы.
Ира виновато улыбнулась и развела руками. Дескать, что поделать – такая работа у вашей службы, решать задачки. Уж простите покорно.– По хорошему вас бы отстранить от работы, а то и…– серьёзный оставил предложение незаконченным для пущего эффекта: –Только вот люди не поймут.