Солнце в рюкзаке
Шрифт:
Завидев меня, обрадовалась и заплескала руками, а я стоял над ней как дурак, в боевой стойке и с ножом наизготовку.
— Иди домой, — как можно суровее сказал я Эбе, а она в ответ подскочила на своих коротеньких ножках и расправила намотанные на ней тряпки. Телосложение у нее было странным — сильно выпуклым посередине, на тоненьких косточках.
Лужа остро пахнущей крови оказалась прямо под ней, в ней она и стояла, переступая босыми ногами.
Пришлось достать аптечку. Я мысленно отсчитывал отведенное мне Квоттербеком время и торопился. В аптечке у меня был коллагеновый
— Где рана? — спросил я у Эбы.
Эба воззрилась на меня.
Видимо, специалистом в нашем языке она не являлась.
— Болит где?
— Болит, — жалобно сказала Эба и добавила: — Я вылечусь.
У меня ум за разум зашел от общения с этим существом, поэтому в полном отчаянии я перевел передатчик на волну Лайнмена и признался, что мои действия зашли в тупик.
— Плохо понимает и говорит? — переспросил Лайнмен. — Много крови?
Я спихнул Эбу с лужи, посмотрел:
— Много. Рана где-то под тряпками, но она не показывает, а трогать ее я не собираюсь.
— Возвращайся, что ли… — неуверенно сказал Лайн. — Никого вокруг вас я не вижу, доберется домой сама.
Я отключил волну и повернулся к Эбе, чтобы еще раз отправить ее домой, но тут ее маленькое личико скорчилось и посерело. Она раскрыла рот и завопила так, что мне вспомнился ревун «Доброго».
Мои нервы сдали окончательно, я схватил эту Эбу в охапку и кинулся с ней назад по тропинке. Больше всего мне хотелось, чтобы Квоттербек сам увидел и оценил масштабы катастрофы и заодно сказал, что с этим делать.
Эба была совсем легкой, но какой-то разбалансированной — посередине плотной и надутой, а по бокам брыкающейся. Она попеременно то выла, то молчала и дышала наподобие нашего Лайна, и рукав моей куртки вымок в ее крови.
За меня она держалась по-беличьи цепко и удержалась бы, даже если бы я отпустил руки.
— Раннинг, что там у тебя? — заранее забеспокоился Лайнмен, и ему было о чем волноваться — я выскочил перед ним с орущей Эбой на руках, растерянный и взъерошенный.
— Эта штука умирает, — сказал я. — Если ее там бросить, она умрет совсем.
Лайнмен долго смотрел на Эбу в нерешительности, а потом взвалил «Иглу» на плечи.
— Да уж, — только и сказал он.
Мы нагнали Квоттербека и Тайтэнда ровно через тридцать одну минуту после того, как был отдан приказ. Они остановились на границе с лесом — не таким, как возле селения, а древним, темным, с плотной грозовой кроной.
— Раннинг! — ахнул Тайтэнд, завидев нас. Он даже про Солнце забыл, так и оставил его на траве.
Квоттербек остановил его жестом и подошел ближе. Несколько секунд он смотрел в лицо Эбы — та лежала с закрытыми глазами и держалась за мой рукав побелевшими пальцами. Потом он повернулся и задумчивым взглядом окинул лес.
— Тайтэнд, поищи укрытие.
— Заберите ее у меня, — выдохнул я. Мне казалось, что из меня вытянута вся моя сила, что я истощен и обнулен, и потому злился на глупую Эбу, из рук которой нельзя, по-хорошему, брать даже оружие.
— Да пошел ты на хер! — взвился
Лайнмен стоял сумрачным и отрешенным. Он тоже не собирался трогать Эбу.
— Я не буду ничего искать, — решительно бросил Квоттербеку Тайтэнд. — Я голосую за дисквалификацию Раннинга.
Он сел на сухую траву и сложил руки на колене.
Тут я понял, что доигрался. Мой изъян меня подвел, и сделать с этим я ничего не мог. Оставалось только ждать — что скажет Лайнмен и что скажет Квоттербек.
А пока я держал на руках хнычущую Эбу и чувствовал, что у самого глотка перекрыта тяжелой болью.
Глава 3
— Я думаю, — заранее отдышавшись, медленно начал Лайнмен, не глядя на меня, — что после того, что… Я думаю, что Раннинг больше не подходит для Матча.
Он сказал и прямо, безбоязненно посмотрел на Квоттербека.
— Два голоса за дисквалификацию, — подытожил Тайтэнд. — До четвертой линии мы имеем право на замену.
Это был смертный приговор. Они выбивали меня на штрафную и прекрасно знали, что мне там не протянуть даже часа. Оба знали, но избавлялись от меня так же просто, как от кролика за ужином.
Я стоял, покачиваясь, с орущей Эбой на руках, и не мог ее даже в траву выкинуть, потому что застыл и все мышцы свело.
Мне слышался уже гул вертолетных лопастей и виделся ад штрафной.
Не знаю, на что я там уж был похож, но Квоттербек долго размышлял, не вынося окончательного приговора.
Он смотрел сначала вниз, на сухую траву под ботинками, и длинные ресницы его держались прямо и недвижимо, а губы поджались жестко, в белый шрам, яркий на смуглом лице.
Услышь мои молитвы, Квоттербек, скажи им — нет, ведь я достоин того, чтобы закинуть Солнце на ветку…
Я не знаю, что он там услышал, но несколько минут спустя, подняв голову и посмотрев мне в глаза, он наложил вето на решение команды с той оговоркой, что я обязан буду доказать голосующим, что не утратил боевой дух и не ослаб под влиянием Женской Сути.
Проще говоря, он выставил меня против Тайта и Лайна и таким образом дал шанс выжить.
— Хорошо, — буркнул Тайтэнд. — Не проблема.
И Лайнмен согласно кивнул, а потом оба они, не глядя на меня, принялись исполнять приказы — искать укрытие и разведывать территорию.
А я остался на сухой траве, положил Эбу рядом и сел, оглушенный и бездумный, не реагируя ни на что.
Пугающая Женская Суть, подставившая меня под удар, возилась на траве, хныча и сворачиваясь. Она была маленькая, намного меньше меня, легкого маневренного Раннинга, и выглядела совсем безопасной, но в ней была заключена страшная сила слабости, на которую я поддался и которой мог заразиться, чего так боялись Тайт и Лайнмен. Я размышлял: во мне нет ни единой клетки, ни единого гормона, присущего Женщинам, я рожден по правилу Аттама, так как же эта Слабость может проникнуть в меня? Изменить мой набор хромосом, вмешаться в мой генетический код, отравить кровь?