Солнцеравная
Шрифт:
Шамхал гулко хохотнул:
— Конечно, подчиняется.
— Какой дурак это сказал? — поинтересовался мирза Салман.
— Я, Шамхал, а дурак теперь ты.
Шамхалу разумнее было вести себя осторожней. Мирза Салман стал слишком силен, чтоб сносить оскорбленья.
— Ваш вопрос напомнил мне одну из историй «Шахнаме», о шахе Ковусе, — ответил он спокойно. — Помните, как он решил изобрести летающую машину и парить, словно птица? Рустам решил, что это глупость, но помогал шаху, пока тот не разбился в неудавшемся испытании. Урок здесь в том, что
— Так я должна рисковать нашими деньгами и позволить племенам начать резню, только чтоб доказать Мохаммаду, что я его слуга?
— Да, госпожа. Таково мое мнение.
Пери повернулась ко мне спросить, что я думаю.
— Он прав, — шепнул я. — Давайте убедимся, что новый шах вас любит и доверяет вам, прежде чем вы воспротивитесь ему.
Лицо Пери потемнело.
— Мохаммад слишком слаб, чтоб противостоять чему-то, — шепнула она в ответ.
— А его жена?
— Она всего лишь женщина, — ответила она, а ее дядя засмеялся.
Уже громче она сказала мирзе Салману:
— Я благодарна за ваши советы, но ради блага страны не могу их принять. Людей Мохаммада немедленно отослать.
Долгое молчание по ту сторону занавеса: Пери ждала, нетерпеливо дергая нить бахромы своего пояса.
— Досточтимая повелительница, я умоляю вас не противоречить его приказам. Неужто вы хотите быть отстраненной, как в прошлый раз? — наконец сказал мирза Салман.
— Но ведь я же права! — отвечала Пери, и отчаяние усиливало ее голос. — Если остаджлу возьмут верх, они почувствуют себя вправе добиваться уступок. Кроме того, откуда я знаю, что они надежны как охрана? Я отказываюсь рисковать достоянием страны.
— Госпожа, а если оставить казначейство под охраной всех трех племен — черкесов, таккалу и остаджлу?
Я подумал, что это отличное решение. Пери может показать, что подчинилась приказанию, сохраняя преимущество во власти.
— Отличная мысль! — шепнул я.
Она не обратила на меня внимания.
— Они передерутся между собой, — сказала она мирзе Салману.
— Ваше решение может развязать во дворце внутреннюю войну, — настаивал мирза Салман.
— Мой ответ — нет.
— Как же тогда вы собираетесь усмирить их? — спросил он.
— Об этом позабочусь я, — сказал Шамхал. — Есть вещи, для которых таджик-управитель не годен.
Оскорбление было жестким, как вкус металла.
— Дядя, — прикрикнула Пери, — таджики и тюрки смешались в крови Сефевидов, и ты это знаешь! Как одни смогут жить без других?
Во мне также текли обе крови, и я должен был согласиться.
— А что тогда черкесы? — огрызнулся мирза Салман, но мудро не стал продолжать.
Все мы знали, что черкесы и грузины, недавние пришельцы в сравнении с кызылбашами, старались проложить себе дорогу на лучшие места.
— А что с черкесами? Мы такие же свирепые, как и другие, — сказал Шамхал.
— Мы все иранцы, — осадила их Пери.
— Если бы только все племена так думали… Каждый
То есть, другими словами, приняла ли Пери сторону дяди против него.
— Нет, — ответила она. — Но мое решение о казначействе остается.
Повисла долгая, удручающая пауза.
— Ради бога, царевна! Это ошибка, — сказал он.
— Я согласен с мирзой Салманом, — настойчиво прошептал я, хотя испытывал при этом непростые чувства: он же не сказал мне, как хорошо знал счетовода, убившего моего отца.
Глаза Пери метнули пламя неодобрения в мою сторону.
— Шамхал, езжай и уйми своих людей, — приказала она. — Мирза Салман, вы свободны.
Неужели она ничему не научилась на примере Исмаила? Почему она должна настаивать на сохранении власти, когда это может стоить ей проигрыша в битве за влияние на нового шаха? Я мог только надеяться, что Мохаммад настолько хочет, чтоб им управляли, насколько считает она.
— Джавахир, я уже давно сказала тебе, что не всегда буду слушаться твоих советов, — напомнила она, когда мы остались вдвоем.
— Однако я должен давать их. Я боюсь, что вас сбивает с пути ваше желание править.
— Ты полностью не прав: мое решение — управленческое. Мохаммаддолжен понять, что он не может ничего меня лишить. С прежним шахом я не сумела сохранить выигрыш в силе, что позволило отодвинуть меня. На этот раз я отвечу силе моей собственной силой, и победит самый свирепый лев.
Взгляд ее сверкал, будто она уже готова была сразиться. Я смотрел на нее, и каждая мышца моего тела была напряжена.
— Я рискую всем в этой борьбе, — продолжала она, — но делаю это ради Ирана. Подумай о людях, которые пострадают, если вторгнутся оттоманы или узбеки! Подумай о том, как напитается кровью наших воинов наша же земля, если разразится новая гражданская война! Я должна действовать ради иранцев, которые не могут сделать это сами. Царская кровь бурлит в моих венах, и в этом мой долг, живой или мертвой.
Бесстрастные слова прозвучали словно боевой клич. Минуту я молчал, размышляя над значительностью ее заявления.
— Вы подразумеваете мятеж? — тихо спросил я.
— Не в первую очередь.
Я изумленно отшатнулся.
Ее глаза приковали мои.
— Если до этого дойдет, твоя помощь мне понадобится, как никогда прежде.
Это и есть то, чего требует верность? Неужели мой отец так же, как и я, сомневался в своем повелителе?
Да. Наверняка.
Тем же вечером Баламани рассказал мне, что Анвар наблюдал, как мирза Салман и Шамхал-хан ссорились перед казначейством. Мирза Салман настаивал, что черкесы и таккалу должны подчиниться приказу Мохаммада и покинуть посты, в то время как Шамхал угрожал карами остаджлу, если они не уберутся. Когда мирза Салман не отступил, могучий Шамхал выхватил саблю и размахивал ею до тех пор, пока тот не ударился в бегство.