Солнцеравная
Шрифт:
— Царевна закрывает обсуждение этого вопроса, — твердо возвестил я сидящим. — Переходим к следующему.
— Что с налогами? Получены ли недоимки с провинций? — спросила Пери.
— Недобор на юго-западе, — ответил евнух Фархад-ага, назначенный Исмаилом собирать налоги для казны.
— Почему?
Халил-хан попросил слова. У него был огромный нос, и он славился мастерским плутовством в нардах. Долго делал вид, что проигрывает, затем набирал очко за очком, пока не разбивал противника наголову.
— В моей провинции было землетрясение, многие земледельцы погибли. Нам нужно время,
— Вы его получите, — отвечала Пери, — но я ожидаю подробного доклада о видах на урожай на следующий месяц.
Хамид-хан, молодой вельможа, попросил слова следующим:
— Я бы хотел доложить об успехе. После смерти Бади аль-Замана в Систане мы в моей провинции пережили обширное восстание, но заговорщики были разоблачены и разгромлены, и теперь наши границы прочны и сохранны. Я благодарю досточтимую царевну за самое скорое понимание серьезности положения.
— Для того и существует правитель, — отвечала Пери.
— Мы восхваляем вас за это. Вы были словно львица там, где остальные тряслись от страха.
— После сегодняшней встречи все должны снестись со своими доверенными лицами и выяснить, есть ли угрозы вторжения или восстаний в их провинциях. Отчитайтесь, как только получите ответ. Не забывайте, что наши враги вот-вот узнают о смерти шаха и будут рады воспользоваться случаем.
— Чашм, — ответил хор мужских голосов.
— Меня продолжают волновать дела в Ване. Есть слухи, что тамошний оттоманский глава Хосров-паша собирается напасть на нас. Бахрам-хан, я хочу, чтоб вы повели армию в Хой — показать нашу силу и спутать его намерения. Нет ничего важнее, чем сохранить мир с оттоманами, с таким трудом отвоеванный моим отцом.
— Алла! Алла! Алла! — выкрикивали вельможи, и Бахрам выглядел польщенным — ведь он наконец осуществит замысел, который начала Пери, пока ее не остановил Исмаил.
— Есть другие вопросы?
Поднялся Халил-хан.
— Ходят слухи о неурядицах во дворце, — сказал он, показывая пальцем на занавес.
Наступило долгое и тягостное молчание.
— Изложите свое дело, — потребовал я.
— Некоторые утверждают даже, что шах был убит, — обвиняюще произнес он.
Халил-хан был телохранителем Пери в ее детстве, из такого обычно рождаются связи на всю жизнь, и я не мог понять, с чего он пошел на публичное обвинение.
— Заключение лекаря не было безоговорочным, — напомнил я.
— Мой долг — известить царевну о слухах, что заговор с целью убийства сложился в гареме.
Я напрягся и хмуро глянул на него.
— Нелепица! — вскочил хан Шамхал. — Что вы имеете в виду?
Пери сказала из-за своего занавеса:
— Среди мужчин всегда ходят странные слухи о шахском гареме. Вам кажется, что это нечто вроде опиумного притона, полного бредящих безумцев, но это скорее войско, устроенное в подчинении чину и долгу. Как вы можете знать, что происходит в гареме? Вы там когда-нибудь бывали?
— Разумеется, нет, — сказал Халил-хан.
— Тогда я думаю, что вам лучше оставить эти заботы мне.
Мужчины засмеялись, а Халил-хан побагровел:
— Подождите минуту! Если шах Исмаил был убит, что помешает случиться новому убийству? Мы будем глупцами, если не станем
Некоторые из вельмож явно забеспокоились. Рот Амир-хана угрюмо выгнулся. Боже всемогущий, да они ее боятся!
— Трудно вообразить, что может быть хуже того, что уже случилось в последние месяцы, — ответила Пери. — Тем не менее даю вам слово, что, пока вы подчиняетесь приказам, я на вашей стороне. Как вы знаете, я никогда никого не бросала. Даже когда мне было запрещено участвовать в делах дворца, я просила о милости к обвиненным, что дорого мне стоило.
— Она говорит правду, — сказал Шамхал.
— Взамен я прошу только вашей верности, когда я принимаю новое положение — главного советника Мохаммада Ходабанде. Мужи, каково ваше решение?
— Да прозвучит голос каждого, — наставил я вельмож.
— Да здравствует лучший мудрец, который достался стране! — крикнул Пир Мохаммад-хан, чей порыв, без сомнения, подогрела новость о его заточенном родиче.
— Алла! Алла! — взревел Шамхал-черкес, начиная общее славословие.
Все остальные присоединились к его рыку: «Алла! Алла! Алла!..»
Звукам вторил радостный стук моего сердца. Я кинулся за занавес и обнаружил, что Пери уже встала.
Внезапно она показалась мне точным подобием своего отца — высокой, стройной, в шафраново-желтых шелках. Она не улыбалась, не страшилась, но просто и легко делала свое дело. Мужчины все равно никогда ее не признают, но ее храбрость их укротила. Мне казалось, что фарр древних царей проник в нее так глубоко, что наполнял ее сиянием. Некоторые сказали бы, что он в ее крови, но я знал, что он в каждой ее жилке, и сердце мое переполнялось гордостью.
Подготовка грядущей коронации заняла на следующие несколько дней всех, вплоть до последнего мальчишки-посыльного. Вельможи прибывали на рассвете, чтоб получить распоряжения и показать свою преданность. Во второй половине дня все долго отдыхали. Поздно ночью окончив поститься, мы с Пери продолжали работать над самыми важными делами по управлению дворцом. Затем мы обсуждали многое почти до самого рассвета, после чего делали перерыв на небольшой завтрак. Наконец-то Пери было позволено заниматься тем самым делом, которому учил ее отец, и она прямо-таки лучилась удовлетворением. Даже ее матушка заметила, что она сияет, словно невеста, и больше не приставала к ней с разговорами о замужестве.
Что до меня, то я стал значительным человеком. Как только мужи собирались в ее приемной, они наперебой старались поговорить со мной. Мне рассказывали о всяких делах, меня просили о заступничестве. Я делал все, что мог, чтобы помочь тем, кто казался честным и мог помочь царевне.
В последний день Рамадана, День пиршеств, мы все были готовы к великому празднику. Избыточное веселье было запрещено, потому что шах умер совсем недавно, тем не менее Пери устроила достойное празднование для своих служанок и евнухов, чтобы отметить конец месяца поста. Жена-молитвенница читала для нас, напоминая, что Коран открылся пророку Мохаммеду — да пребудет с ним мир — как раз во время Рамадана. Я неистово молился, прося прощения за мои недавние дела и надеясь, что они будут взвешены и оправданы в глазах Бога.