Солнцеворот желаний
Шрифт:
Я во всём виновата. Он умер из-за меня. Из-за того, что я допустила возможности своей свободы. Выбрав сделку, я обязалась её исполнять. Но не сдержала обещания и Арт расплатился за меня.
Моё желание обернулось гибелью для горожан. Даже отсюда, среди вздымающихся волн, я видела отблески огня на месте столицы — она продолжала гореть. И я горела вместе с ними, перенося на себя всё, что чувствуют люди.
Будь я умна, будь я настоящей белокрылой драконицей, ни за что не позволила бы океану сделать такое с людьми! Я бы стала этим Демоном вместе с Ником и мы бы спасли королевство!
«Это моя вина», — мысль как заноза сидела в
Течением меня сносило от остатков Нимфеума в открытый океан. Усиливался шторм, а мои силы слабели. Где-то вдалеке виднелось чёрное пятно. Никлос разыскивал меня в другом месте. А я уже не видела смысла отвечать на его зов. Холод добрался до головы, и мне стало до странности тепло. Мысль разбухли, как вата, всё стало бессмысленным.
Опустились руки. Я подумала: «Если сможет найти — так тому и быть». И закрыла глаза.
Вода быстро утянула вниз. И тогда я почувствовала их. Даже сквозь прикрытые веки, разглядела в мутной воде белые фигуры с длинными чёрными волосами, которые как паутина, охватывали подводное пространство, тянувшись ко мне. Я услышала их скорбную песнь, ощутила их мелкие коготки-мысли, лезущие в голову: «Отпусти и забудь, прими и умри». Совсем как когда-то обещала проклятая Флакса. Она желала мне этого. Посеяло во мне отравленные зёрна. «Гляди, Селеста, вот он — иной выход!»
Даже в тупой от усталости голове это прозвучало так жалко, что я напряглась. Какой бы убаюкивающей не становилась зимняя вода, во мне проснулось желание выжить. Вопреки этим тварям и расчётливой дряни Флаксы.
Из последних сил я потянулась наверх, чувствуя, как их волосы обвивают мои икры, с нежностью удерживая внизу. Уходил воздух, а мне никак не удавалось преодолеть путы утопленниц. Выгнать из головы злое пение. Освободиться и всплыть наверх.
Я начала биться, с закрытыми глазами, теряя ориентацию, я пыталась сражаться с ними, заставляя кровь кипеть, чтобы не уснуть, чтобы добраться хотя бы до поверхности. В какой-то момент удалось вновь призвать ариус и всплыть, я почти смогла дотянуться до ледяной свежести воздуха, ощутить его колебания, в которых чудилось нечто знакомое. Нечто, способное меня спасти. Моя рука оказалась на поверхности, и я пустила остатки ариуса белыми шарами, чтобы он взмыл в небо и Никлос смог меня отыскать.
Один рывок и долгожданный воздух ворвётся в лёгкие — я буду спасена!
«Ты забыла, что он мёртв? Забыла, что тебя ждёт, когда окажешься там? Вновь в клетке, на железной цепи, под надзором. Он будет пытать тебя с любовью, и не будет ни капли надежды. Зачем сражаться, когда здесь ты станешь свободной? Никто больше не причинит тебе вреда. Убаюканная морем — ты освободишься от смертных оков…»
Их слова забрались так глубоко, что я застыла, и этого секундного сомнения хватило, чтобы путы плотно обхватили мои бёдра и рывком уволокли вниз за мгновение до того, как Никлос заметил мой свет над водой.
Меня тащило всё глубже и глубже, и я закричала, не в силах больше терпеть, тем самым впуская огненную воду в лёгкие.
И я умерла.
* * *
Никлос
Ему
А когда прозрел, время уже было упущено. Белая тьма выплеснулась из Селесты полноводной рекой, её остатки держались на поверхности, забивая нюх нориуса. Ник не чувствовал саму Селесту, только отзвуки прошедшего удара. Однако он чувствовал — под водой что-то творится.
Никлос, наплевав на собственную усталость и боль от свежих ран, устремился вниз, кутаясь в нориус как во второе одеяло. Представшая перед ним картинка ввергла короля в состояние ужаса, от которого перехватило дыхание и вздрогнула душа. Он видел сотни, а то и тысячи шелки, которые как косяк рыб кружились вокруг одного места, пряча сердцевину за заслоном чёрных волос, видом своим напоминавших щупальца самых страшных медуз.
И они пели. Слова их песни не доходили до мужчины, не было ему дано познать смысл молитв мертвячек, Ник мог лишь заворожённо наблюдать за бесконечным кружением, пока не смог стряхнуть с себя силу видения и не устремился прямиком в центр с помощью нориуса отгоняя от себя особо настырных тварей.
Даже будучи его морскими солдатами, подводной армией, они оставались непокорными. Шипели и порывались броситься на короля, демонстрируя жуткий оскал. Шелки направляли потоки своего гнева за вторжение в свой священный танец, ставшим ритуальным кругом. Если бы не сделка, то они непременно разорвали бы Никлоса на мелкие кусочки.
Если бы смогли. Нориус жалил каждую, что слишком рьяно демонстрировала агрессию. Он бил их, а они не смели дать отпор и только расходились в стороны, пока король не добрался до центра. И не застыл в ужасе глядя на то, что те так берегли.
Перед ним была обнажённая дева, застывшая вертикально, с закрытыми глазами и умиротворённым выражением на лице. Прижав руки к груди, она чуть склонила голову, будто спала, а её волосы, вставшие вверх, медленно насыщались тёмным цветом, слипаясь в извилистую линию, уходящую вверх. С её кожи сходил цвет, она становилась почти серебристой, светящейся в тусклой воде от слабых лучей, пробиравшихся сквозь толщу воды.
Утопленницы расступились, когда король подобрался ближе, замирая рядом с ней. Он вытянул руку, чтобы коснуться её щеки, и в ту же секунду она открыла прозрачные, будто поддёрнутые плёнкой глаза. И закричала, да так громко и по-звериному яростно, что Никлос отпрянул, уходя всё дальше и дальше, пока то, что некогда было Селестой, продолжало истошно вопить, гневливо глядя на него. Теперь на её руках появились когти, а во рту акульи клыки.
Селеста полностью переродилась в шелки.
Когда тварь прекратила кричать, завопили остальные, закружившись восьмёркой вокруг них, скрывая обзор. И как бы Никлос не махал руками и нориусом, пытаясь отогнать, чтобы вновь увидеть её, они будто с цепи сорвались, наседая на него, хоть и не трогая. Совсем скоро вакханалия прекратилась, крик будто оборвался, и они ослабли, двигаясь теперь плавно и медленно, демонстративно не глядя на своего угнетателя.