Солнечное знамя

Костин Константин Александрович

Среди эльфов нет хороших людей. Потому что эльфы — не люди.

Два эльфа уперлись, как два барана на узком мостике, горячо и мелодично доказывали друг другу что-то, Алионе непонятное. Угадывался разве что общий смысл: Хетулион хотел немедленно получить беглую "игрушку" и не желал слушать возражений, здешний же эльф не собирался подчиняться первому попавшемуся наглецу, тем более что форма на них была одинаковой. Кроме того, здешний эльф — как его, черта, зовут? — понимал, что если отдаст Алиону, то быстрого результата от Зая не добьется. Поэтому ему появление Хетулиона с претензиями на Алиону — как… как явление врача-диетолога,

вынимающего изо рта обжоры аппетитный кусок сливочного торта. С вишенкой.

Никак повлиять на происходящее девушка не могла, поэтому ей оставалось только лежать в виде рождественского подарка — только бантика не хватало — и анализировать происходящее. Можно было заметить, что два эльфа, несмотря на беломундирность, делающую их почти близнецами, все-таки разные. Местный более спокоен, Хетулион же горячится и злится. Впрочем, может и его противник горячится и злится, только не показывает этого на глаза подчиненных. Кстати, то, что спор продолжается, не переходя в поединок, во многом объясняется именно наличием подчиненных: за спиной местного эльфа стоят его эльфы, те беломундирники, которые схватили их в поезде, за спиной же Хетулиона — спокойные ребята в странноватой одежде, похоже на оживший куст, полностью покрытый плотной листвой. На бедре каждого висит короткий меч в белых ножнах, то есть в огневой силе эти парни превосходят местных эльфов, вооруженных только кинжалами.

Хетлион и командир местных эльфов, продолжая певуче ссорится, дружно схватились за рукояти кинжалов. Похоже, их ссора достигла градуса, за которым слова уже не кажутся убедительным аргументом и в дело вступают клинки. Подчиненные, и беломундирные и зеленолистовые, также схватились за оружие. Алиона быстренько помолилась всем богам, которые согласятся ее услышать, с просьбой о том, чтобы все эльфы, имеющиеся в данный момент в помещении, перестреляли друг друга. То ли боги не услышали, то ли молитва была слишком длинной, но перестрелка не состоялась.

Оба командира отошли друг от друга на короткий шаг, плавно достали из ножен кинжалы, поднесли клинки вертикально к лицу и размеренно заговорили. Возможно, конечно, что именно так выглядели эльфийские матерные ругательства, но больше эта декламация все-таки походила на какую-то торжественную клятву. Типа: "Клянусь не успокоиться, не мыться, не бриться, не пить, не курить, пока вот эта мразь, стоящая напротив меня, топчет землю своими мразевыми ногами".

Подчиненные, вытянувшиеся чуть ли не по струнке, внимали мерно роняющим слова отцам-командирам, даже уши, казалось, заострились и торчали вверх острыми клинками. Стихли последние слова, на секунду повисла торжественная тишина… И тут кое-кто решил, что в помещении стало скучновато.

Зай поднял голову и выдал длинную тираду на эльфийском — значит, все-таки мог говорить на нем, упрямый негодяй! — завершившуюся смутно понятным словом "файрион", обращенным персонально к Хетулиону.

Эльфы окаменели. И если все они сдержали свои эмоции — понятно, что Зай не стихотворение им прочитал — то Хетулион терпеть не стал. Он широко шагнул к довольно ухмыляющемуся Заю и ударил того в лицо. Размахнулся, чтобы ударить второй раз, но тут его ухватил за руку местный командир, яростно пропевший короткую фразу. Хетулион скрипнул зубами, выдернул руку и зашагал к выходу. Следом за ним потянулись лиственные эльфы и…

Алиона не поверила собственному счастью.

Местный командир

тоже вышел! Вместе со своими подчиненными! Значит… Значит у Алионы есть время на то, чтобы сбежать!

Ага. Вот только…

Она связана по рукам и ногам и не может даже встать. Зай привязан к стулу и, кажется, потерял сознание. Единственный выход из помещения, если не считать дверь, которую эльфы не забыли запереть на замок — это небольшое круглое окно.

"Давай, девочка. Шевели мозгами. У тебя есть пять минут".

***

Взгляд Алионы побежал по помещению.

Повисший на веревках Зай…

Дверь…

Жаровня…

Стена…

Кинжал!

До сих пор торчащий в стене кинжал, который эльф у нее отобрал. Алиона радостно дернулась. И сникла. Кинжал застрял в стене на уровне головы. Сейчас она не сможет до него дотянуться: максимум, что позволяет веревка, стянувшая руки и ноги — встать на колени… Если бы ее разрезать…

Жаровня!

Алиона перевернулась на живот и толкнула ногами в высокую ножку жаровни. Глухо лязгнула чаша, посыпались рдеющие угли и раскаленные докрасна металлические стержни. Пол начал тлеть… плевать! Если эльфы придут до того, как она сбежит — ей будет все равно, горит помещение или нет. Если же после того — то тем более все равно.

Извиваясь как червяк, девушка подползла к кучке углей и осторожно протянула к нем связанные за спиной руки… Горячо. Ладно, план Б. Алиона умостила на кучке углей веревку, притягивающую ноги к руками, натянула ее… Задымилось, с тихим треском начали лопаться перегорающие волокна… Есть!

Веревка лопнула, и девушка с наслаждением вытянулась в струнку, постанывая от удовольствия в распрямляющихся мышцах. Две секунды и хватит. Алиона перекатилась на бок и попыталась аккуратно поместить веревки на руках на угли. Та-ак… Нет, руки связаны за спиной, контролировать, чтобы на угли легли именно веревки, а не руки, очень трудно и есть риск сжечь совсем не то, что собираешься. Инквизитор Курт Гессе Алионе нравился, но не до такой степени, чтобы подражать ему, щеголяя обгорелыми руками. Может, хотя бы ноги…?

Ай!

Уголек, подкатившийся под бок, имел другое мнение, и сейчас левая половинка попки горела огнем. Хотя и в фигуральном смысле, но ожог болел ощутимо. Да и штаны явно прогорели.

Алиона кашлянула — едкий дым от тлеющего пола лез в горло — и поднялась на ноги. Цель — кинжал. Девушка запрыгала к стене. Обнаженные груди прыгали вверх-вниз, выскакивая из расстегнутой до пупа рубашки. Зрелище, возможно, и занимательное, но для нее очень неудобное.

Вот и кинжал. Алиона посмотрела на клинок, глубоко впившийся в стену и со вздохом взяла в рот навершие рукояти.

Она качала кинжал вверх-вниз, вправо-влево, дергала его вперед-назад (стараясь не думать, как это выглядит со стороны), наконец усилия увенчались успехом, и проклятая железяка упала на пол. Алиона рухнула на колени, нащупала за спиной лежащий на полу кинжал и дотянулась клинком до связанных ног. Взмах — ноги свободны! Больше не надо изображать безумного кролика. А вот до веревок, связавших руки у локтей, не дотянуться…

Проклятье!

Алиона подбежала к стулу, к которому был привязан Зай, до сих пор находившийся без сознания. Зажала рукоять кинжала между подлокотником и привязанной рукой юноши, так, чтобы клинок торчал наружу. Повернулась спиной, осторожно дотронулась веревками до лезвия, нажала…