Солнечный листопад-1 (ч.1-6)
Шрифт:
Что я здесь забыла?.. Вот правда - что? Разговор с обсуждения дороги плавно переключился на жизнь. Мари и особенно Леша расспрашивали Олесю Павловну о ее жизни: где она была столько лет, чем занималась, как живет сейчас... Женщина с энтузиазмом отвечала. Девушка, парень и она сидели друг напротив друга, а я как бы в стороне. Я - лишняя. Ни коем образом не касаюсь ни жизней брата и сестры, ни этой женщины. Они там, считай, родные люди, а я тут. Чужая. Я уже испытывала подобные ощущения, но забыла их. А теперь - вспомнила необычайно четко.
Слушать и дальше чужой разговор? Только вначале это было интересно, ведь мне все еще
Сердце застучало слишком болезненно. Я отвернулась, не желая смотреть и дальше на их улыбки и на Лешу.
Ревную... Как же это мерзко. Сердце кольнуло. Ничего не могу с собой поделать. Пальцы сжались в кулаки, царапнув ногтями голубую в цветочек клеенку. Ревную так сильно, как ни разу в жизни. И к кому? К этой женщине, такой хорошей, доброй... Как я только могу?
До боли закусила губу. От взрыва тройного счастливого хохота скривилась. Не удержалась.
Он говорил, что его мир состоит из меня и никого больше. Никого. Только я. И с тех пор, как это услышала, стала маленьким собственником... как только что поняла. Леша - только мой. Он не имеет права жить для кого-то другого. Должен смотреть только на меня, никого не замечая. Хотя бы когда я рядом. Я прекрасно понимаю его слова про клетку. Я теперь также хочу запереть ее в эту самую клетку, чтобы спрятать от мира и эгоистично сохранить только для себя...
Сама ужасалась таким мыслям. Как же мерзко себя чувствовала! Но не могла перестать думать так. Ревность выжигала все в груди, легко давила благоразумие и вообще разум.
Я поняла, что не могу бороться с настолько сильный чувством. Нужно уйти... не могу и дальше продолжать с ними сидеть.
Ксюшенька, это маленькое солнышко, мой персональный спаситель, именно тогда, когда я об этом подумала, подергала за рукав кофты, заставляя к ней наклониться, и шепотом пожаловалась, что ей очень скучно. "Пойдем поиграем?" - с умоляющей моськой спросила она, и я едва не бросилась со всех ног прочь, получив отличный повод уйти. Конечно же я согласилась, на радость ребенку, тут же утащившего меня с кухни в зал с далеко недетской силой.
Никто и не заметил моего исчезновения.
Ребенок, счастливый донельзя - мне стало немного стыдно, что я использую ее как причину ухода - усадил меня на диван и важно сказал, покачивая пальчиком, чтобы я не уходила, пока она бегает за игрушками. Я поклялась, что не сдвинусь с места, и пока девочка отсутствовала рассматривала интерьер, всеми силами стараясь отстраниться от вызывающих тошноту мыслей.
Не знаю, куда Ксюшка бегала, но вернулась она очень быстро, с двумя здоровыми, размерами с половину ее, пакетищами. Из одного выглядывала куклина рука, ясно давая представление о содержимом. Девочка упала на колени, тяжело дыша и не без труда вывалила все богатство на ковер. Что там только не было: не только куклы - барби, а еще, как их там, братц, далеко не дешевые, состоящие их частей, крепящихся между собой, а имеющие цельное тело. Ворох разнообразных разноцветных одежек, привлекших повышенное внимание и восхищение своей цветностью, был сдвинут в сторону деловитой Ксюшкой, мебель: кресла, диваны, торшеры, тумбочки... в общем, практически все, что только можно представить - сгребены в отдельную кучку. Я смотрела на эту мечту каждой девочки от пяти до двенадцати и завистливо пыхтела.
Обговорив со мной с серьезностью профессионального дизайнера планировки комнат, Ксюшка принялась расставлять мебель, оставив мне сортировку одежки и великодушно доверив обстановку спальни.
Мечты исполняются, блин, только что-то поздновато. В почти двадцать лет играть в куклы... Зато это прекрасно отвлекало от всех мыслей. Мы болтали с Ксюшкой о всяких глупостях, о которых я не могла вспомнить через пару минут, смеялись, и совсем не нуждались в этих "глупых и скучных взрослых".
В общем, Соня упала в детство. Часика эдак на два - до сгущения легких сумерек. Мы обе заигрались в переплетение отношений Кена, Барби-Кейт и Барби-Лили настолько, что не заметили, как начало темнеть. Причем, не сами заметили - нас отвлекли и указали на это, а еще громко позвали ужинать. Я подняла голову. Олеся Павловна с задорным видом, молодившим ее просто удивительно, выглядывала из-за двери. Я мгновенно помрачнела. Гадкая ревность, тщательно запиханная далеко вглубь, вновь поднялась, сметя все настроенные преграды. Стало еще более мерзко. Чувствую себя помойкой - скопищем самого отвратительного, что может оставаться от людей. А Олеся Павловна улыбается светло и искренне, даже не подозревая, что чувствует та, кому направлена улыбка.
Ксюшка забыла про все на свете, с гиканьем, радостно размахивая руками и подпрыгивая, побежала на кухню, юркнув между женщиной и косяком. Куклы, выброшенные за ненужностью, со стуком попадали на пол.
Я есть хотела. Сильно. Но идти на кухню... не-ет, вот этого не хочу. И сказала женщине, нацепив вежливую улыбку, что не голодна.
Они - семья. Я - отдельно. Пусть Мари сказала, что я, якобы, член их семьи, сейчас я это не чувствую. Лишняя. Не хочу еще раз почувствовать это. Лучше тут посижу, в детство еще раз вернусь и отвлекусь от мыслей.
Мне вернули мою же вежливую улыбку, разом подняли , причем сделав это быстро, ненавязчиво и в тоже время настойчиво подняли с пола, и повели на кухню, заговорив расписыванием прелестей жареной курочки, картошки и свежего салата... Я не успела оглянуться, как уже сидела за столом, в руке сжимала вилку, а перед носом стояла здоровенная тарелка с горой снеди. От куриной ножки в обрамлении тончайших ломтиков картофеля шел такой упомрачительный аромат... я рядом сидящие Мари и Ксюшка так чавкали и гремели вилками, что я не смогла удержаться от соблазна и хищно нацелила зубья столового прибора на румяный бок ножки.
Леша... Леша разговаривал с Олесей Павловной. Не замечая меня. Вообще. Кость хрустнула и переломилась пополам - это я не заметила, с какой силой сжала ее зубами. Вот бы эту косточку запустить в лобешник кое-кому... но я подавила этот порыв и всю энергию решила тратить на уничтожение ужина.
Вот честно, устала от ревности. Мучиться оказалось очень тяжело. Чтобы она не вздумала возвратиться, старалась смотреть в тарелку, и не коситься на Лешу. Больно на него смотреть. Видеть, что он меня больше не замечает.