Солнечный змей
Шрифт:
– До завтра дотерплю, – хмыкнул сармат. – Спасибо, Огден. Хоть здесь ты меня не подвёл. Что слышно с поверхности? Знорки обещали мне запросить кое-какую информацию… что-нибудь пришло от них?
Огден притронулся к щиту управления, погасший было экран снова вспыхнул ровным белым светом.
– Ты был во сне, когда оно пришло, а мы все сильно удивились, но тревожить тебя… тебе очень нужен был отдых. Ты просил знорков, управляющих излучателем на востоке, сообщить, как прошли испытания снаряда с Квайей? Знорков и некое существо по имени… Т-зан-гол Кровавое Солнце?
–
– Знорк по имени Д-ж-ас-кар… это начало его имени, оно даже для знорка чересчур длинное, – хмыкнул сармат-медик, – ответил очень странно. Он ничего не пишет о взрыве, но обещает, что ярость существа по имени Тзангол убьёт нас всех и уничтожит наши города. Все мы будем умолять о пощаде, прежде чем он омоет чешую нашей кровью… в таком духе три экрана, если читать отсюда, на передатчике – больше.
– Так-так… – Древний придвинулся к экрану. – «Того, чьё имя Гедимин Кет, солнечный змей получит живым, взломает ему рёбра и вырвет сердце из груди. И так будет с каждым, кто осмелится…» Три экрана – и хоть бы слово по существу. По-моему, знорк по имени Джаскар сильно против исследований Квайи.
– Боюсь, что знорк по имени Джаскар против всех наших исследований, – покачал головой Огден.
– Дикий знорк, – пожал плечами Гедимин. – Или, возможно, я снова не учёл какую-то традицию. Передай сообщение Хиу, пусть почитает. Хм… Огден, что это?
Древний подобрал с края пульта гранёный штырь из тёмного металла. Его концы были сплющены и залиты чем-то плавким, чуть пониже были пробиты отверстия. Два знака тлакантской письменности виднелись на одной из граней, они сильно истёрлись, но их ещё можно было распознать. Гедимин повернулся к примолкшему сармату-медику. Штырь на его ладони едва заметно дрожал.
– Гедимин, это было в твоей ноге, – Огден снова разглядывал крышку кокона. – Извлёк из осколков берцовой кости. На нём они, по-видимому, держались, но удар их разрушил. Я вынул эту штуку. Прочная, но очень грубая, и крепилась винтами… не думаю, что они для этого предназначались. Скорее, детали какого-то механизма. Был и второй стержень, он от удара немного погнулся. Очень прочный и стойкий сплав.
– Да, – кивнул Древний, перебирая куски металла. – Очень прочный. Внешний корпус «Гарпии». Всё, что в этом корабле было прочным, – это внешний корпус. И некоторые винты. Неплохо они продержались, со Второй Сарматской…
– Вторая Сарматская? Ты в плену был, когда это сделали? – младший сармат поднял голову, чтобы взглянуть Гедимину в глаза.
– Я был под крылом упавшей «Гарпии», – Древний задумчиво смотрел на стержни – и только на них. – Раздробил ногу при падении. Пытался бежать, но был обездвижен. Его звали Мэттью, насколько я помню. Мэттью Санчес. Это его инициалы, не знаю, зачем он оставил их тут. Почему не пристрелил меня – тоже не знаю. Собрал мне ногу, делился водой. Потом увёл в Нью-Кетцаль. Зажило быстро. Не выяснял, что с ним было потом. Говоришь, кости держались на этих железках?
– Он
– Он надеялся, что я выживу, – хмыкнул Древний Сармат и ссыпал детали обратно на край пульта, оставив на ладони наименее истёртый винт. – Пятьдесят семь веков… Не думал, что вспомню его снова. Выкинь эти обломки, Огден. И не болтай о них.
Глава 19. Белые корни
Вой гуделок давно уже смолк, и ничто не нарушало более тишину, даже ветер не свистел и не пытался сорвать с повозки полог. Койя зашевелилась и выбралась на свет. Её уши беспокойно вздрагивали. Кесса осторожно погладила зверька, тот тихо заурчал.
– Каримас милосердный… – Хагван покачал на ладони раковину-рог, поморщился и вернул её на пояс. – Храни меня от поедания такой бурды… Уж лучше тухлое мясо из ледовой ямы!
Речница покосилась на щель в пологе – Речник Яцек снаружи, на крыше с арбалетом, интересно, что ему слышно?..
– Ещё не полегчало? – сочувственно поцокала языком она. – Не бойся, Хагван, нам этой похлёбки больше не дадут. Это для Модженса готовили. Он ранен, ему нужно было подкрепиться.
– Корни и крона! Хорошо, что я не сармат, – Хагван снова поморщился и пощупал живот. – Когда ещё съел, а до сих пор кровь на языке… Как только Модженса не вывернуло?! Я думал, сарматы брезгливые…
– Кому-то нехорошо? – Аса отошла от жирника и повернулась к чужестранцам, её глаза тревожно блестели. – Давно не ели. У меня осталась ещё хорошая еда. Подождите, сейчас достану.
– Каримас милосердный… – Хагван отполз подальше от солмицы и лёг на шкуры, дыша в щель между пологом и повозкой. Кесса покачала головой.
– Вот хорошая еда, – Аса развязала тюк, уложенный под настил, на холодные костяные балки, и покрытый инеем. Содержимое ломалось в пальцах и разваливалось на розовато-белые пластины, проложенные чем-то тёмно-красным.
– Хорошая еда – осенний ниххик, очень вкусный, – Аса положила несколько пластин на колени Речницы. – Мясо и внутренности.
Койя понюхала розовые ледышки, поставила уши торчком и попыталась лизнуть одну. Кесса отгрызла маленький кусочек. Привкус был сладковато-кислый, напоминающий о прелой листве и холоде глубоких ям. Аса, одобрительно кивая, вернулась к тлеющему жирнику – чем дальше ехали солмики, тем становилось холоднее, и гасить огонь было попросту опасно.
– Люди это едят? – еле слышно спросил Хагван, отворачиваясь от щели.
– Хагван, лучше поешь ирхека, – Речница выгребла со дна сумки остатки куосских припасов и высыпала на ладонь олданца. Тот благодарно кивнул и захрустел сухарями.
На лежанке у входа неохотно зашевелился Икымту, пригладил волосы и стряхнул с одежды кошачью шерсть.
– Нехорошо, – протянул он, тоскливым взглядом провожая тючок с «осенним ниххиком». – Никто не бьёт ниххиков весной. Рано вы приехали. Осенью каждый вождь забил бы для вас лучшего ниххика, всем бы досталась похлёбка из свежей крови. Модженс – очень почётный гость, но разве вы, воины юга, хуже?